Роман Ли - Блудник

Я машинально сел на спинку стула, даже не заметив когда это сделал. И как бы с возвышенности лил философские речи. Гостьи внимательно слушали, улавливая что-то важное.

– Думаю так и в жизни. Не уделил внимание, не проявил заботу, ждать в таком случае нечего. Тут, наверное, подходит слово дисциплина, постоянная работа.

Я сполз со спинки и широко улыбнулся, довольный вдохновленным рассказом. Девчата одобрительно кивали.

– Наверное, ты прав. Но должны работать всегда двое, – подытожила Катя.

Глаза тяжелели и закрывались, я старательно подавлял сладкую зевоту. На часах черными палочками сложились три цифры 0:50.

– Ну и ну, как быстро пролетел вечер, – словно фильм в перемотке, думал я. – Вы меня извините, не хочется заканчивать такой восхитительный вечер, но давайте потихонечку собираться. Вам десять минут хватит? Я невероятно хочу спать.

Они одарили холодным, как мрамор взглядом и молча стали убирать со стола. Водка, почти не тронутая, вернулась в тумбочку под телевизор. Машка инициативно вымыла посуду, протерла стол. Вот хозяйка хорошая . Какое-то время наблюдал за движениями крупной девушки. Но упрямо, ничего не мог найти близкого, привлекающего. Наоборот, я испытывал отвращение. Предо мной мыла посуду несчастная тетенька с не уравновешенным характером. Я не мог представить вместе ни одно дня. Это не мой сад!

Меня терзала мысль, что я потешаюсь над бедной девочкой, лишь используя в своих целях. Ей тяжело, наверное, видеть, что она мне безразлична. Нельзя без любви быть с человеком, это равносильно пытке.

Нужно было проводить Машку домой. Веселость и задор погасли, как свеча. Предстоял непростой разговор. Я знал, что сегодня сделаю очень больно.

Глава 4

Хлопнула дверь. Тоннель мрачного подъезда провел нас вниз. Ночь была прохладной и сырой, как мои чувства. Мы вышли за угол дома и по диагонали направились прямо к стадиону. Кое-где светились желтые квадраты окон, а ветер, словно веером обдувал лицо. Машка, что-то энергично рассказывала, пытаясь меня заинтересовать, впритык сверля глазами. К бессовестному сожалению, я совсем ее не слушал.

Позади нас, послышалось приближение чьих-то торопливых шагов. Мы обернулись. Белея кроссовками, и с сигаретой в руке угадывался знакомый силуэт. Она неспешно шла к нам.

– Катя, ты с нами собралась? – спросил я и подумал, чего это она увязалась? Может быть, что-то забыла.

– Нет, я прогуливаюсь. Люблю походить вокруг дома, – ответила соседка.

И часто ты так прогуливаешься в час ночи.

Она стояла метрах в четырех от нас, будто ожидая приглашения. И я позвал бы, но впереди ждал неприятный разговор.

– Долго не гуляй, ночь уже.

Я ощущал, что она смотрит на меня, хотя и не видел глаз. Останься с ней , шептал внутренний голос . Подойди к ней и оставайся . Мне казалось, я сделал полшага в направлении Кати.

– Мы пошли. Спокойной ночи, – пальнула Машка. Ее рука сдавила предплечье.

– Пока.

Катя осталась стоять на полусогнутой ноге, потягивая табачную палочку.

Шаг за шагом, мы приближались к Машкиному дому. Разбитая дорога подвела к кирпичному девятиэтажному дому. Именно к тому, где я провел полжизни, обрастая мужеством, бегая за девчонками. Около которого, еще вчера сидел с Юлькой и Ситой. Я, усмехнувшись, подумал, что половина моих девушек именно отсюда, другая половина с соседнего дома.

Мы остановились на углу, не подходя к подъезду. Нас теснила безобразно раскопанная яма и гора земли. Очищенная труба, проходящая под землей, напоминала зарытую ракету.

– Маш, я хотел поговорить.

– О чем? – неловко улыбнувшись, спросила она.

– О нас с тобой.

Было трудно начинать, ведь так или иначе я сделаю больно. Растопчу каблуком сердце и забуду как что-то совсем пустое и неважное. Трудно скрывать отрицательный настрой. Она это почувствовала и торопливо затараторила:

– Ром, я хочу быть с тобой. Мне очень хорошо рядом, у нас все получится…

Мой вид говорил обратное. Она начинала захлебываться в признаниях.

– Остановись. Успокойся. Послушай меня, – изо рта шел пар, сопровождая каждое слово.

Сейчас я должен сказать самое главное.

Желудок словно замерз от волнения.

– Ты хорошая девчонка, но мы не можем быть вместе, – решившись, наконец, сказал я. – Мы разные. И самое ужасное то, что я не испытываю того, что ты. Мне больно об это говорить, но прости меня.

Что ж я натворил! Ради двух сладких моментов уничтожил наивную душу, растоптал теплые чувства и отнял надежду. Словно глыбы камней свалились на душу.

– Мне очень жаль! Прости.

Недвижимый суровый взгляд пробивал меня насквозь. Глаза ее заблестели, а голос задрожал.

– Но почему? Нам же было хорошо вдвоем, – первая капля скатилась по щеке. – Я тебя люблю! И всегда любила.

От этих слов мое сердце словно поразили копьем.

– Это я ждала тебя из армии. Я так скучала. Ты не представляешь, как было тяжело, и не знаешь, как делаешь больно. Ты мне нужен…

Словно градом обрушивались признания. Желудок сжался до размеров грецкого ореха. Жалость к Машке, как кислота разъедала нутро. Я её обнял так крепко, как только мог.

– Я виноват перед тобой, но врать нет сил. Пойми, пожалуйста. Прости. Прости меня.

Тело ее вздрагивало. Она периодически всхлипывала, сильнее прижимаясь грудью. Через пару минут ее руки ощутимо ослабли. Белыми, сухими губами, она приблизилась к уху и произнесла:

– Последнюю ночь! – напряжение в голосе исчезло, спокойно и тихо Машка повторила. – Еще одну ночь!

Впервые, девушка просила последней ночи. Мне стало не по себе, словно я ощутил всю грязь безнравственно поступка. Отвращение было столь велико, что даже не понимал его истоков. Будто мне предложили съесть дохлую кошку, а не заняться сексом. Во мне что-то поменялось после армии, преград ни каких не было. Это у нее должно быть отвращение ко мне, потому что я подонок, воспользовавшийся несчастной. А теперь она мне не нужна, как одноразовый пластиковый стаканчик.

– Давай не будем усугублять. Будет только тяжелее.

Маша прыснула слезами.

– Пожалуйста, успокойся. Мне трудно все это говорить. Я прошу.

Возникла пауза. Я ощутил теплое прикосновение мягких губ. Отдаленный аромат парфюма приятно пьянил. На миг даже вспыхнуло возбуждение. Но поцелуй был пустой, бесстрастный, холодный как глыба гранита.

– Маш, иди домой. И не держи зла, если сможешь.

Презрение к самому себе росло, как грибы. Она смотрела влажными глазами и, наверное, думала какая я сволочь. Но её взгляд был переполнен теплом.

– Не уходи… поцелуй. Последний.

Когда все кончилось, я ушел, оставив после себя руины. Мне было больно, потому что больно было ей. Еще одна трагедия на моем счету, еще одно разбитое сердечко.