Линда Инглвуд - Символ любви

Джанин смутилась.

– Нет конечно… то есть да, хотела… Но, видите ли, мне не дает покоя мысль, что, возможно, я отрываю вас от каких-то важных дел. Вы очень великодушно поступили, когда вызвались учить меня. Но, повторяю, на мой взгляд, это вполне мог сделать кто-нибудь другой.

Кто-нибудь другой? Обучение предполагает близкий контакт. И этот «кто-нибудь другой» будет дотрагиваться до нее, вдыхать аромат ее духов? Ну уж нет! Потому что это его долг… как ее работодателя и отца Фиби, тут же поправил себя Малколм. И только поэтому. Но Джанин, похоже, пыталась избежать его общества. Ей оно неприятно? Исключено. Они довольно мило общались, и она никогда не выказывала неприязни. А судя по ее нервозности, я ей нравлюсь, не без самодовольства подумал Малколм. Эта мысль его неожиданно обрадовала.

– Вашим учителем верховой езды буду я! – заявил он после некоторой паузы. – И никаких возражений даже слушать больше не хочу! – прибавил он, увидев, что Джанин открыла рот, видимо для того чтобы снова вступить с ним в спор.

– Ну что ж, – вздохнула она, – тогда к делу.

Ну наконец-то сдалась, с облегчением выдохнул Малколм. Интересно, когда ему в последний раз приходилось уговаривать женщину провести с ним время? И было ли вообще такое когда-нибудь? Малколм отбросил все эти мысли. И решил просто радоваться возможности проводить время наедине с Джанин. Он был благодарен тете, подсказавшей ему такую замечательную идею.

– Итак, знакомьтесь. Это Люси. Ее специально отобрали для вас. Она смирная, понятливая и безропотно подчиняется командам.

Люси оказалась молодой кобылой вороной масти, с чрезвычайно умными глазами-огоньками. Она с любопытством смотрела на молодую женщину и слегка пофыркивала. Джанин с удовольствием погладила ее по морде. Люси это явно понравилось.

– Моего коня зовут Гром, – продолжал тем временем Малколм, стоя рядом с гнедым жеребцом вполоборота к Джанин. – Теперь, когда все друг другу представлены, предлагаю начать занятие. Прежде всего вы должны уметь правильно садиться в седло. Запомните: к лошади надо подходить с левой стороны. Вы ставите ногу в стремя таким вот образом, и…

Малколм так увлекся объяснением, что не смотрел на молодую женщину. И обернулся только тогда, когда услышал скрип седла и звон стремян за спиной.

– Я все правильно сделала? – спросила Джанин, уже сидя верхом на Люси.

– Я не видел, как вы это сделали, но, судя по тому, что вы сейчас в седле, это правильно.

Он неожиданно для себя пожалел, что лишился возможности помочь ей.

– Просто в детстве я любила смотреть вестерны, – с улыбкой объяснила Джанин.

– Ну что ж, тогда поехали, – скомандовал Малколм и одним отточенным движением оказался в седле. – Управлять лошадью гораздо проще, чем машиной. В какую сторону вы хотите ее направить, в ту и натягивайте повод. Если собираетесь лошадь остановить, ослабьте натяжение поводьев. Чтобы тронуть ее с места, напротив, слегка натяните оба повода, пришпорьте и скажите «но».

– Но, – сказала Джанин, и они не спеша двинулись вперед.

Поначалу ей было непривычно и она чувствовала себя очень скованно. Но уже через несколько минут стала держаться увереннее и даже рискнула посмотреть на Малколма. Тот ехал рядом и с интересом наблюдал за ней.

– Вы делаете большие успехи, – сказал наконец он. – Мало кто так быстро осваивается в седле.

– Ну и ну, – только и смогла вымолвить Джанин, озабоченная в этот момент исключительно тем, чтобы не потерять равновесие, – а вы, оказывается, льстец.

– Вы мне не верите?

– Как вам сказать? Если я отвечу, что не верю, то вам придется повторить ваши слова, хоть и лестные для меня, но не являющиеся правдивыми. А это может вызвать гнев вашего Тараниса. Я не хочу, чтобы вас сразила молния, да еще когда вы так близко ко мне. Поэтому лучше скажу, что верю.

– Зря иронизируете. – Его серьезный тон особенно контрастировал с полушутливой речью его спутницы. – Я всегда говорю только правду.

– Всегда? – переспросила она, резко поворачиваясь к Малколму, и чуть не потеряла равновесие.

Джанин инстинктивно натянула нужный повод и, заняв правильное положение в седле, продолжила прерванный на мгновение разговор.

– Да бросьте, я ни за что не поверю, что вы всегда говорите правду. Наверняка иногда хоть в чем-то отступаете от этого правила. Вот, например, ваша тетя вас спрашивает, полнит ее новое платье от Кардена или нет. Неужели вы расстроите чудесную женщину?

– Я скажу ей правду.

– Понимаю, у вас жесткие принципы, но ведь иногда, в мелочах, можно от них отступить ради собственной пользы или, как в моем примере, чтобы не расстраивать близкого человека. Почему вы так…

– Цель ни в коем случае не оправдывает средства, – прервал ее Малколм. – Любое, даже самое ничтожное отступление от правды уже является бесчестным поступком. Я хочу, чтобы вы знали: я презираю лживость в других и не допускаю ее в себе.

Эта добрая и отзывчивая душа не знает, что это бывшая жена научила меня безгранично ценить в людях искренность, подумал он. Теперь Эстер навсегда ушла из моей жизни, но раны, которые она нанесла, не заживут никогда.

Да, конечно, Эстер родила ему Фиби, отраду всей его жизни. Только сегодня Джанин упрекала его в том, что он отсутствует слишком долго и девочка растет фактически без родителей. Но если бы она знала Эстер, то поняла бы, что Фиби лучше жить совсем без матери, чем с такой, как его бывшая жена. Она бы также не поняла, почему он не в восторге от влияния на его дочь Мэрианн, в чем-то очень похожей на Эстер.

– Не надо дергать поводья, Джанин. Лошадь и так все прекрасно понимает.

Хорошо, что время от времени приходилось делать замечания. Это отвлекало от мыслей, которые неотступно преследовали его. Малколм еще раз взглянул на Джанин. Она отлично справлялась и для первого занятия держалась более чем уверенно.

И тут он вдруг понял, как хочет вызвать улыбку на ее сосредоточенном лице, увидеть, как чудесным светом озарятся глаза. Как хочет прикоснуться к ней, прижать к себе, почувствовать вкус сочных губ. Хорошо Уолтеру, он за рекордно короткий срок может очаровать любую женщину. Он всегда знает, что сказать и как расположить женщину к себе. И чем больше Малколм думал об этом, тем мрачнее становился.

Так они ехали в полном молчании и несказанно удивились бы, если бы узнали, насколько схожими были их мысли в этот момент.

Они катались около часа. И хотя Джанин очень понравилось такое времяпрепровождение, к концу занятия ноги и спина уже даже не болели, она их просто не чувствовала.

Немного поспорив о пользе правды, они затем ехали молча, и каждый думал о своем. Любая женщина знает, что представления мужчин о правде варьируются в зависимости от ситуации. Так почему же именно она, Джанин, не только столкнулась с единственным на свете абсолютно правдивым мужчиной, но и должна на него работать? После того, что она услышала, ей было вдвойне неловко от своей тайны.