Марианна Лесли - Пленница в раю

Он не отшатнулся, только на миг прикрыл глаза, когда бумажки полетели в его лицо. Даже загар не мог скрыть его необыкновенную бледность и побелевшие края губ. Он явно не ожидал ничего подобного. Огромным усилием воли он взял себя в руки и подавил в себе ту злость, которую вызвала в нем ее гневная тирада, и безжалостно произнес:

– Вот и прекрасно. Я распоряжусь, чтобы приготовили твои вещи. Джей отвезет тебя в аэропорт, где на твое имя уже заказан и оплачен билет до Нью-Йорка. Но прежде, чем ты уедешь, я бы хотел, чтобы ты подписала вот это. – Он протянул ей лист бумаги, на котором размашистым почерком было что-то написано.

Черные, зловещие строчки прыгали и расплывались у нее перед глазами. В грудь словно вонзили острый кинжал. Она разорвала и этот лист, но на сей раз не стала швырять его ему в лицо, а просто произнесла со всем презрением, на которое только была способна:

– Я не собираюсь давать тебе никаких обещаний. Как бы ни была велика твоя сила и власть, ты не сможешь удержать меня, если я снова захочу увидеть Сандру, и я ничего не подпишу. Когда-нибудь она узнает правду и захочет побольше узнать о своей семье. И я буду терпеливо ждать, когда это произойдет. Я знаю, ваша семья презирала Арабеллу и была против ее брака с твоим дядей, но, как бы там ни было, ты не в силах изменить того факта, что она родная мать Сандры и что я ее сестра. Да, как бы тебе это ни было противно, мы сестры и имеем право знать о существовании друг друга.

Взглянув ему в лицо, она похолодела от страха, но не отступила и не сдалась, а, высоко подняв голову, встретила его враждебный, полный нескрываемой угрозы взгляд с необычным для себя гордым высокомерием, рожденным из боли и отчаяния.

Ей показалось, что в его взгляде мелькнуло невольное уважение, но оно так быстро исчезло, что она подумала, будто ей померещилось.

– Ладно. Можешь ты мне обещать хотя бы одну вещь, Эвелин? – спросил он неожиданно смягчившимся тоном.

Она не ожидала такой перемены и удивленно посмотрела на него.

– Какую?

– Что ты дашь мне знать, если тебе когда-нибудь понадобится помощь.

Она не верила своим ушам. Ее плечи, которые только казались такими непреклонными, неожиданно обмякли. Она натянуто рассмеялась.

– Нет. Я давно привыкла сама заботиться о себе и не нуждаюсь ни в чьей помощи. Ты ведь имел в виду деньги, что же еще? – Она презрительно усмехнулась. – Благодарю, я хорошо обеспечена, об этом позаботилась Арабелла. Через год, когда мне исполнится двадцать четыре, я полностью вступлю в права наследования. Впрочем, тебя это не касается. Запомни одно: даже если бы я умирала с голоду, то и тогда бы не взяла у тебя ни цента.

– Идиотка!

Эвелин испытала извращенную радость, что сумела прорвать непроницаемую маску его самообладания. Но он очень быстро справился со своими эмоциями и продолжил голосом, полным нескрываемой злости:

– Предупреждаю тебя, не пытайся больше увидеться с Сандрой, не то пожалеешь.

– Вот как? И что же ты мне сделаешь? Заточишь в темнице? Выколешь глаза и отрежешь язык? Или, может, убьешь?

– Ну зачем же такие радикальные меры? – зло осклабился он. – Есть и другие, более цивилизованные, но не менее действенные способы заставить человека молчать. Не советую тебе проверять, – угрожающе добавил он.

Она взвешивала его слова, глядя на него огромными, полными боли и гнева глазами. Он выглядел как обычно, суровым и бесстрастным. Весь огонь, вся страсть прошедшей ночи были подавлены железной волей.

– Ты всегда так расплачиваешься со своими любовницами? – спросила она.

– Ты не моя любовница, – резко ответил он.

– А, ну конечно. – Она саркастически улыбнулась. – Девица на одну ночь.

– Вот именно.

– Знает ли Сандра о том, что ее удочерили? – Ее начавший было дрожать голос мгновенно окреп.

– Это не твое дело, Эвелин, – ответил он после недолгого молчания.

– Наверное, не мое. Но все-таки – я знаю из собственного опыта – об этом лучше узнать раньше, чем позже. И я серьезно предупреждаю тебя: несмотря на все твои угрозы, я собираюсь дать знать о себе Сандре, когда ей исполнится восемнадцать лет.

– А я серьезно предупреждаю тебя, что со своей стороны сделаю все, чтобы помешать этому. Машина уже ждет. В ней твои вещи.

– Почему ты так уверен, что я не пойду со всем этим в какую-нибудь газету?

Он пожал плечами.

– Потому что ты слишком дорожишь неприкосновенностью своей частной жизни, чтобы позволить копаться в ней посторонним.

Она промолчала и отвернулась. Он прав.

Ей оставалось только держать себя в руках, заковать сердце в броню изо льда и надеяться, что этот лед не даст ее сердцу рассыпаться на мелкие осколки. Она должна держаться. Она не позволит торжествовать ни ему, ни любому, кто на него работает, и не доставит им удовольствия увидеть ее сломленной.

Но, спускаясь по ступенькам террасы, она споткнулась – слезы застилали ей глаза.

Он подхватил ее, и она вдруг почувствовала такое изнеможение, что у нее подкосились ноги. На короткое мгновение он прижал ее к себе так, что она ощутила живительное тепло его тела, твердость его стальных мускулов, которые еще несколько часов назад она с такой нежностью ласкала. Она тихо застонала и заглянула ему в глаза, которые жгли ей душу. Она видела, как исказилось его бледное лицо, как крепко сжались губы, видела выступившие на лбу капли пота.

– Черт побери! – прошептал он. – Что ты со мной делаешь? Я больше не собираюсь отдаваться этому безумию.

Она отстранилась.

– Прекрасное решение, – процедила она сквозь стиснутые зубы, еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. – Теперь ты можешь со спокойной душой восседать на вершине своей горы и делать вид, что ничто не способно тронуть твое сердце. Великий и всесильный Луис Ламберт, безжалостный, как хищный зверь, и холодный, как змея. Супермен, так прекрасно умеющий владеть собой и своими чувствами, настолько независимый и холодный, что, если до него дотронуться, он может заморозить вас от кончиков пальцев до самого сердца. С виду ты похож на нормального живого человека, временами даже ведешь себя как живой человек, но ничто не сможет убедить меня, что ты не робот, запрограммированный на умелую имитацию настоящей жизни.

– Сегодня ночью ты ничего не имела против такой имитации, – ухмыльнулся он.

Она пристально посмотрела на него.

– Я не говорю, что это была плохая имитация. Напротив, прекрасная. Наверное, это было лучшее, на что ты способен. Твоя сексуальность, твоя техника бесподобны, что, я уверена, тебе хорошо известно. К сожалению, этого недостаточно. Сексуальность без сердца гроша ломаного не стоит.

Возможно, для заключительной реплики это было слабовато, но это лучшее, что пришло ей в голову в том состоянии, в котором она находилась.