Энн Вульф - Прелюдия к чуду

Мои щеки предательски заалели. Обладая неплохим воображением, я представила себя на руках у Микаэля. Мое лицо на его плече, его обжигающее дыхание, касающееся моей шеи, его сильные и нежные руки, сжимающие меня в своих объятиях. Эта картина, так отчетливо представшая перед моими глазами, заставила мое сердце биться чаще, а дыхание – участиться. Я старалась не смотреть на Микаэля, чтобы он не понял, какие чувства полыхают сейчас в моей душе. Но чего мне это стоило!

На мое счастье, он увидел телегу, выезжающую в сторону поля.

– А вот и наше «такси», – пошутил он. – Мишвидце не за горами.

Я посмотрела в ту сторону, куда показывал Микаэль. К нам двигалась телега, запряженная белой лошадью. Уже стемнело, и эта лошадь была ярким пятном среди густого мрака.

Когда телега приблизилась, я разглядела возницу. Это был полный мужчина лет пятидесяти, одетый в черный полушубок с высоким воротником, закрывающим шею и половину лица. Увидев нас, мужчина остановил лошадь, торопливо выпрыгнул из телеги и подошел к нам. Снег хрустел под его тяжелой поступью. В телеге мужчина казался менее объемным. Теперь он напоминал колобка. Только с ножками. Я увидела радостную улыбку на его лице и догадалась, что он знает Микаэля.

– Михаил! – воскликнул мужчина и хлопнул Микаэля по плечу.

Микаэль ответил ему тем же хлопком, и они заговорили по-румынски, оба довольные встречей.

Мне оставалось только стоять, перетаптываясь с ноги на ногу и глупо хлопать глазами. Потому что из всего их диалога я поняла лишь несколько слов. Наконец они обратили на меня внимание. Хозяин телеги рассмеялся, глядя на то, как я переминаюсь с ноги на ногу, и сказал что-то Микаэлю.

– Мадэлайн, – представил меня Микаэль своему собеседнику. И добавил что-то на румынском. – А это – Марин, мой хороший приятель. Он увидел, что ты замерзла, и предложил нам поскорее забраться в телегу.

Наконец-то. В джинсах, сшитых явно не для холодной трансильванской зимы, и коротенькой курточке я начала превращаться в ледышку… Микаэль залез на телегу первым и протянул мне руку.

– Еще пара часов, и мы будем в Мишвидце, – шепнул он мне. – Но если ты замерзла, я могу отдать тебе свою куртку.

– Спасибо, я продержусь до Мишвидце, – ответила я Микаэлю.

Но на самом деле я совсем не была уверена в своих словах. Мои ноги замерзли до такой степени, что я уже почти не чувствовала пальцев. А руки не согревали даже теплые варежки, связанные мне Ба. Но все же я продолжала строить из себя независимую девушку, стойко переносящую большие расстояния и суровые погодные условия. Обнаружив в телеге набитый чем-то мешок, я уселась на него и начала усиленно растирать пальцы рук, чтобы они не замерзли окончательно.

Марин дернул вожжи, и лошадь поехала. Я наблюдала за тем, как из-под ее копыт брызжут серебряные искорки снега, и пыталась не думать о замерзших ногах и руках. Микаэль болтал с возницей, периодически сообщая мне о том, что рассказывал ему Марин. Благодаря этому я потихоньку начинала запоминать кое-какие слова и фразы на румынском языке. Правда, тема их беседы мне совершенно не нравилась. Она опять крутилась вокруг «стригоев» – как Микаэль называл вампиров – и оборотней.

Выяснилось, что в последнее время в Мишвидце стали пропадать люди. Один мужчина, который пошел в лес за дровами, не вернулся. Не вернулась и женщина, которая ночью вышла во двор, чтобы посмотреть, почему лает ее собака. Конечно, все эти рассказы были жутковатыми, но я понимала, что люди пропадали вовсе не из-за «стригоев». Мало ли что могло случиться в лесу с мужчиной? Или с женщиной, которая ночью вышла на улицу? Может быть, в лесах Мишвидце водятся волки, и, голодные, они обнаглели до того, что пришли в деревню. Я даже читала о таких случаях в газетах, о чем и поспешила сообщить Микаэлю.

– Ты всему стараешься найти правдоподобное объяснение, – снисходительно улыбнулся он. – Но не все в жизни можно объяснить. Есть вещи, над которыми ученые бьются до сих пор и не могут найти решения.

– Может быть, – стуча зубами, ответила я. – Но волки – вполне реалистичное объяснение. Так почему бы им ни воспользоваться?

Словно в подтверждение моим словам, вдалеке раздался душераздирающий вой. Я вздрогнула и повернулась в направлении ужасного звука. Мы подъезжали к лесу и, судя по всему, вой раздавался именно оттуда.

– Ну вот, – стараясь казаться спокойной, произнесла я, – а я о чем говорю?

Марин, сидевший впереди, что-то пробормотал.

– Волки этой зимой голодные, вот и воют без конца, – перевел Микаэль.

Я улыбнулась Микаэлю и развела руками: разве тебе недостаточно этого объяснения? Но на самом деле мне было не до смеха. Перспективу встретиться ночью с голодными волками нельзя было назвать заманчивой. Однако мне не хотелось праздновать труса перед Микаэлем. Поэтому я старалась сделать свое застывшее от холода и страха лицо невозмутимым.

Через несколько минут мы уже ехали по дороге, идущей через лес. Волчий вой усиливался, и мне уже казалось, что волки где-то поблизости. Марин бормотал что-то в воротник своего черного полушубка. Его бормотания напомнили мне молитву, поэтому я поинтересовалась у Микаэля, так ли это.

– Ты угадала, – ответил Микаэль. – Марин молится.

Я хотела отпустить по этому поводу какую-нибудь колкую шуточку, чтобы хоть как-то развеять атмосферу, сгустившуюся в телеге, но передумала. На лице Микаэля была написана тревога, и я поняла, что дело плохо. Это в вампиров можно верить или нет. С волками хуже: они, к сожалению, реальные существа.

Наша тревога оказалась ненапрасной. Белая лошадь Марина по кличке «Звездочка» вдруг, ни с того ни с сего, встала на дыбы и громко заржала. Мы с Микаэлем переглянулись.

– Волки где-то рядом, – прошептал Микаэль.

Утешил, называется, подумала я и вспомнила Галика, который советовал мне не соваться в Мишвидце. Наверное, он был прав, пронеслось у меня в голове. Но, с другой стороны, разве мне было бы легче, если бы сейчас по этой дороге Микаэль ехал один?

Марин дернул повод, и Звездочка послушно поехала дальше. Однако я видела, что лошадь напряжена, и понимала, что животное все еще чует опасность. Это видела не только я. Микаэль покачал головой, подвинулся ко мне и сжал мою руку, как тогда, в подвале замка Бран. Я пожала ее в ответ, потому что чувствовала: страшно нам обоим.

В эту минуту мне казалось, что мы с Микаэлем одно целое. Он был сильным и храбрым мужчиной. Храбрым не потому, что не боялся, а потому, что мог перебороть свой страх, чтобы поддержать меня. Это уже было, когда он карабкался к выступу за моим кольцом. И повторялось сейчас, когда он держал меня за руку и смотрел в мои глаза, округлившиеся от страха.