Тори Андерсен - А потом будет утро...

А теперь: он изменился, она изменилась. Им словно стало нечего сказать друг другу. Но ее по-прежнему тянет к нему с неистовой силой… И его к ней… Одри раздраженно повела плечами. Новый образ с длинными волосами вдруг стал тяготить, словно чужая одежда, удобно разношенная под тело другого человека. Она вспомнила слова Виктора: «Ты была более настоящая рядом с ним» и криво улыбнулась. Надо же, посторонний человек, и тот видит, насколько она ненастоящая сейчас. Все вокруг – ложь и маска. А как правдива была та неистовая ночь на берегу!

И Одри вдруг поняла одну-единственную вещь: ей в сущности ничего не нужно от Тома. Просто уже много лет мучительно хочется разгадать загадку: любил ли он ее, когда решил уйти и жениться на другой?

– Одри, а где же тетя? – Том шагнул в прихожую и замер, обняв подругу обеими руками.

– Тетя? А зачем она тебе? Тетя на озере.

– А, купается? Молодец старушка!

– Том, что за глупости? На дворе – конец октября!

– И правда, конец. Что же она – рыбку ловит?

– Она уехала на выходные к себе в домик. Ты помнишь, мы все однажды там отдыхали. – Одри отвела глаза, предполагая его следующий вопрос.

– Это, когда мы с тобой проснулись вместе?

– Да. Проходи. Что ты стоишь в прихожей?

– С удовольствием. Учитывая, что тетя уехала на целых два дня. А, кстати, зачем это ей? В смысле, ехать именно на выходные. Она ведь нигде не работает?

– Боится. Там же безлюдно совсем, а на выходные съезжаются соседи. Ну и… думаю, она деликатничает.

– Деликатничает?

– Дает мне возможность побыть одной. Или не одной.

– И что? Ты обычно пользуешься такой возможностью?

– А почему тебя это так интересует?

– Я же твой лучший друг.

– Пользуюсь. Какой чай тебе заварить? – Одри быстро спрятала от него лицо, отворачиваясь и направляясь на кухню.

– И как же зовут этого счастливца?

– Не важно. Так какой чай: зеленый или черный?

– Кофе со сливками и побольше сахара.

– Вот так вот, да?

– Ага. – Том откровенно разглядывал ее квартиру. А она вдруг подумала, что никогда не была у него. – А мне у вас нравится. Ты никогда раньше не приглашала меня домой. Почему?

– А ты?

– Ну я… Ну я… Просто не было повода.

Ей захотелось спросить у него о тех фотографиях, что видел Виктор, о его детстве и вообще о его семье: о том, как он проводил выходные, когда был маленьким; о том, куда они ездили с мамой и папой в отпуск; во что он играл с соседскими мальчишками и с няней… Но семья Тома, вообще его мир – это всегда было закрытой темой для них. Как, собственно, и ее семья. Она никогда не упоминала родителей, никогда не рассказывала о том, что у нее раньше была другая жизнь. Ее биография как бы разделилась на две половины, и еще подростком она провела грань: того, что было до тетушки Эллин, – больше не существует. Теперь ничего не изменишь, и для многих Одри так и останется девочкой из непонятной семьи, девочкой, которую бросили родители. И какой бы умной и талантливой она ни была, чего бы в жизни ни достигла, ей никогда не пробиться в ряды этих буржуа, среди которых вырос Том, потому что она – полукровка, дворняжка, которая случайно прибилась к стае холеных гончих…

– Одри! Сколько можно витать в облаках!

– Что?

– Я говорю, квартирка у вас хорошая. Даже не думал, что вы с тетушкой живете так богато.

– Богато?

– Ну… для среднего класса, который вы представляете… Я предполагал увидеть другое. И квартира у вас очень большая.

– Том, скажи уж честно: ты считал нас кем-то вроде «бедных родственников», а теперь обнаружил, что мы кое-что имеем. – И она улыбнулась, вспомнив про тетушкины капиталы, которые та хотела вложить в их фирму.

– Чему ты так радуешься?

– Да не важно. Вспомнила наш с тетей разговор. Но об этом позже.

– Слушай, а можно я поживу у тебя до возвращения тетушки?

Она опешила.

– В каком смысле?

– В смысле, где твоя спальня?

– Том! Это наглость.

– А, ты любишь, когда тебе сначала вешают лапшу на уши, а потом переходят к основному действию. Ну хорошо, мэм. Не правда ли, сегодня прекрасная погода? Кстати, не желаете ли провести со мной сегодня ночь? А можно и день, и даже два…

– Я вот сейчас думаю: спустить тебя с лестницы или подождать, пока ты извинишься?

– Одри! – Он сграбастал ее руками и крепко прижался бедрами. – Прости меня, дурака. Я иногда говорю то, что думаю. А думаю я всегда о тебе. Бывают моменты, когда я готов просто при всех содрать с тебя одежду и… Это продолжается с тех пор.

– С каких? – спросила она слегка ослабевшим голосом, потому что под его руками ей тоже захотелось содрать одежду. Причем, с них обоих и не мешкая.

– Четыре года назад, – проговорил он с трудом и не выдержал, начал целовать ее, как всегда грубовато и властно. – Ну так где твоя спальня?..

Им не удалось изучить достопримечательности спальни, потому что в эту минуту зазвонил телефон. Впоследствии, вспоминая те несколько секунд, что промелькнули между первым звонком и ее решением все-таки снять трубку, Одри сильно благодарила судьбу и свое благоразумие. Если бы Джуди позвонила на минуту позже, в истории их с Томом отношений можно было бы поставить банальное многоточие, написать, что с тех пор они встречались раз в месяц всю оставшуюся жизнь, и закрыть эту книжку навсегда.

Но Джуди позвонила именно в тот судьбоносный миг и хрипловатым голосом приказала:

– Собирай вещи, мы летим в Швейцарию.

– Какие вещи?

– Что у тебя с голосом? Ты не одна?

– Я с Томом.

– Ого! Ну извини, что помешала. Только выбора у тебя все равно нет: бери Тома, и мы летим в Швейцарию до вторника.

– Джуди, о чем ты говоришь? Почему Швейцария, почему до вторника?

– Швейцария, потому что у Виктора там домик в горах. Мы с ним решили тебя немного развеять и взяли билеты. Ну а уж если ты с Томом – не упускай момента, бери его с собой. Главное – на рейс не опоздать. Он очень удобный… Нас будет много.

– Как это?

– Там собралась какая-то компания. Вместе с нами будет тринадцать человек. Ой! Нет, Одри, с Томом – как раз четырнадцать. Так что его просто необходимо уговорить. А, кстати, что он делает у тебя дома?

– Я и сама не знаю.

– Ты его решила пригласить после стольких лет знакомства?

– Нет… Это не я.

– Не можешь говорить?

– Да.

– Ну ладно, потом обсудим. Давай, жду твоего звонка, когда будете готовы.

Одри нажала отбой и развернулась к Тому, который спокойно разглядывал висящий на стене портрет ее двоюродного дедушки, папы Эллин.

– Это кто?

– Мой дед. Ты не хочешь слетать в Швейцарию на выходные?

– Искупаться, как тетя?

– Рыбку половить.

– Да можно. А почему так далеко? Мне и тут нравится.

– Ну так оставайся тут, ключи я тебе отдам, а мне помоги собрать сумку. Буду во вторник.