Вайолетт Лайонз - Дар небес

— Но это неправда!

— Слышала бы тебя покойная Стефани Моррисон! — издевательски покачал головой Адам. — Разве не все мужчины без исключения подлецы и негодяи?

— Адам, зачем ты попрекаешь меня этими словами?

— Выслушай и постарайся понять меня, Джен! В отношениях с тобой я всегда находился как бы между Сциллой и Харибдой. С одной стороны — твоя покойная мать, пригрозившая адским огнем, кипящей смолой и прочими загробными муками, если я хотя бы пальцем прикоснусь к ее дочери, а с другой…

— Как? Она говорила тебе такое? — перебила его Дженис.

— Представь себе! Впрочем, я ее не осуждаю. Царствие ей небесное. Стефани Моррисон не хотела, чтобы дочери была уготовлена ее собственная участь. Как бы то ни было, в любом случае, я рассудил, что связываться с Дженис Моррисон — себе дороже и долгое время прекрасно обходился без тебя.

— Ну надо же, какие откровения!

— А ты хотела, чтобы я лгал? Хотела правды — получай ее. Подумай: мне было всего двадцать семь лет, я только что основал компанию, я уже обладал довольно солидными деньгами, свободой, был полон планов и надежд и ничем не желал себя связывать. Хотя — если быть откровенным до конца — глаз на тебя я положил сразу. Ты уже тогда была чертовски привлекательна и от одного твоего вида в голову шибал хмель!

Адам отошел от двери и уселся на край кровати, бесовски сверкнув глазами.

— Ты говорила, что повзрослела, но вплоть до той ночи я этого не замечал. И вдруг ты предстала предо мной — ослепительно прекрасная, сногсшибательно привлекательная, настоящая женщина в полном смысле этого слова!

Он откинул со лба прядь темных волос и качнул головой:

— Господи, я оказался слаб! Я не устоял перед тобой! А потом мне стало ясно, что я не смогу спокойно жить дальше, оставив все как есть. Во-первых, я вольно или невольно подтвердил подозрения твоей матери в отношении меня…

— А во-вторых?

— А во-вторых, — Адам пристально посмотрел ей в глаза, — мне все же необходимо было доказать тебе, что не все мужчины в мире — подлецы. Я не бросил тебя, как бросил Стефани и тебя твой отец, наш ребенок будет знать обоих своих родителей, ему не придется расти в нужде, одиночестве, не имея поддержки в этой жизни…

И ни слова о любви ко мне, с горечью констатировала Дженис. Снова — долг, снова — ответственность. Но, по крайней мере, честно и без притворства. А моя привлекательность для него?.. Ерунда! Стоит мне родить, и он потеряет ко мне всякий интерес…

— Пойду все же скажу твоей матери, что она слишком строга к тебе, — сказала она, соскальзывая с кровати.

— Стой, вернись! — Адам мгновенно оказался на ее пути и, схватив за плечи, заставил снова опуститься на постель. — Слишком много откровений для одного раза. С матерью я разберусь как-нибудь сам. И вообще, тебе давно пора в постель. Ты наверняка устала.

— Боишься, как бы я не наговорила ей чего-нибудь еще?

— Боюсь! А вообще-то тебе стоило бы найти с ней общий язык — ей скоро предстоит стать любящей бабушкой. Зря смотришь на меня с такой иронией! — сказал он с укоризной. — Мама спит и видит, как бы понянчить внуков. Ей не хватило одного меня. Ты уже знаешь, что старший брат у меня умер в младенчестве, так вот — еще раньше у нее было два выкидыша, а уже после меня родилась мертворожденная девочка. А она так любит детей!

Дженис прикусила губу от боли. Ей вдруг стало ясно, в чем разгадка характера матери и сына Лоусонов. Маргарет Лоусон после всех этих трагедий не могла надышаться на единственного сына, а Адаму выпала нелегкая ноша — влачить крест наследника богатого семейства. В том, как нелегка эта ноша, она успела за последние недели убедиться на своем опыте.

— Теперь ты понимаешь, почему этот ребенок будет для нее так дорог? — тихо спросил Адам, опускаясь на колени и осторожно кладя ладони ей на живот. Глядя на его склоненную голову, смягчившееся лицо, счастливый взгляд, руки, словно бы оберегающие будущее дитя, Дженис почувствовала, как сердце ее преисполняется любовью и нежностью. В конце концов, подарить любимому мужчине желанного ребенка — это тоже чего-то стоит!

— Адам, — вырвалось у нее, но в тот момент, когда с уст ее готово было слететь признание в любви, он резко поднялся на ноги, поправил галстук и снова стал холодным и безупречно вежливым Адамом Лоусоном, словно бы еще находящимся на светском рауте.

— Вот и отлично! — спокойно прервал он ее. — А сейчас — в постельку.

Его поцелуй в лоб показался ей таким же холодным и бездушным, как и улыбка. У Дженис сердце сжалось от обиды. Как толковый финансист, мистер Лоусон всегда заботился о сохранности своего имущества, она же на сегодняшний день была главным его капиталом, потому что должна была принести ему наследника.

— А я пока спущусь вниз и послушаю музыку, — пояснил он и вышел, даже не оглянувшись.

Оставшись одна, Дженис бросилась на кровать и зашлась рыданиями. Ее мужу нужен от нее только ребенок, и больше ничего! Он мог заботиться о ней, заваливать ее дорогими подарками, но если он не мог или не хотел дать ей главного — любви, ей от него не нужно ничего!

Даже пресловутая страсть, о которой он так цветисто ей говорил, на деле оказалась всего лишь очередной уловкой. За те несколько ночей, что они спали в одной постели, Адам даже не прикоснулся к ней, появляясь лишь тогда, когда она погружалась в сон, и уходя до того, как она проснется.

Но тут, по крайней мере, в ее силах было изменить ситуацию!..

Когда Адам далеко за полночь на цыпочках зашел в спальню, тихонько разделся и осторожно лег рядом, Дженис открыла глаза и решительно повернулась к нему.

— Долго же ты, однако, слушал музыку!

— Разве ты не спишь? — с удивлением и тревогой в голосе спросил он.

— Не спится. Как мама?

— Собирается завтра же отправляться в магазины — покупать детское белье и коляску. С трудом уговорил ее отправиться спать.

— А я вспомнила твои слова о чувстве долга, ответственности и подумала, что кое в чем ты держишься не на высоте…

Дженис придвинулась к нему и, прильнув, положила голову на плечо Адама, пробежала пальцами по его широкой груди.

— Одной своей обязанностью ты, определенно, пренебрегаешь, — с притворной обидчивостью в голосе прощебетала она.

Адам напрягся и засопел, явно не оставшись безучастным к ее провокациям.

— Джен! — попробовал возразить он, но замолк.

А Дженис сделала вид, что ничего не слышала. Она по-прежнему чертила кончиками пальцев круги в шелковистых волосах на его груди, а затем опустила руку ниже, на живот Адама.

— Джен… — уже менее уверенно сказал он, и голос его дрогнул.

Дженис лукаво улыбнулась и припала губами к шее Адама.

— Если бы твоя мать знала, — проворковала она, — какой одинокой и заброшенной я себя все это время чувствую, она бы еще не так тебя отругала.