Вайолет Уинспир - Дом незнакомцев

— Естественно, моя работа много для меня значит. — Он взглянул на нее, неожиданно нахмурившись. — Ты ведь всегда это знала, но когда операция маленького Джинджера будет позади…

— Джинджер, Джинджер! — Она резко дернулась, кофейный поднос задрожал. — Я начинаю уставать от этого имени! Вечно твои пациенты вторгаются в нашу личную жизнь, это нечестно по отношению ко мне. Ты ставишь свою клинику на первое место, и это тоже нечестно.

— Илена, ты слишком много думаешь о…

— У меня есть на то причины! Ты говоришь, что я отношусь к тебе с безразличием, но тебе приходило когда-нибудь в голову, что мне обидно быть на втором месте после каменного здания и кучи вывихнутых костей? — Ее полные обиды глаза скользнули по его лицу. — Когда ты прооперируешь этого ребенка, ты постараешься уделять немного времени и для меня?

— Конечно, Илена. — Он улыбнулся и потрепал ее по руке. — Для операции все подготовлено, знаешь, мальчик тоже теперь готов перенести ее в среду. Он от природы не слишком крепкого сложения, и только благодаря отличной помощи Марни его удалось привести в достаточно хорошее физическое и душевное состояние, которое необходимо при серьезном хирургическом вмешательстве.

Марни!

Это имя словно подкосило Илену, и она рухнула на шелковые подушки.

— Mon Dieu! — воскликнула она. — Когда я не слышу об этом маленьком калеке, то я слышу об этой твоей незаменимой секретарше! Секретарши незаменимы обычно тогда, когда страстно влюблены в своего работодателя, — добавила она с ехидством.

— Боже милостивый, о чем ты говоришь, Илена! — Он поднялся, покраснев, как мальчишка. — Марни, как я тебе уже рассказывал, выходит замуж за моего рентгенолога.

— И тебе это не нравится, не правда ли, Пол?

— Перестань! — Он наклонился над Иленой и сердито встряхнул ее. — Я не собираюсь сегодня ссориться с тобой, и меньше всего из-за Марни.

Потом он выпрямился во весь рост, закрыв собой свет от ночника, так что Илена, казалось, вся помещается в его тени. Ее темные волосы разметались по подушке; небольшие тени подчеркивали необычную голубизну ее глаз, и Пол видел, как поднимается и опадает ее красивая грудь под кружевом халатика.

— Я не понимаю, почему мы постоянно ссоримся из-за Марни, — сказал он несколько утомленно. — Ты великолепно знаешь, что, если бы я решил за кем-нибудь приударить, я не выбрал бы для этого совершеннейшего ребенка.

— О, мужчины и их благородные речи! — В лице Илены вдруг проступила вековая горечь всех жен-шин, которые отказались бы от мужчин, если бы только их тела им это позволили. — Для всех вас женщина не более чем средство для выражения вашей самовлюбленности и самоуважения. Петух, кукарекающий на амбарном насесте, честнее, чем все вы, вместе взятые. Он, по крайней мере, кукарекает честно и не за закрытыми дверьми.

— Все эти философствования о фанфаронской природе особей мужского пола, принадлежащих к человеческому роду, — камень в мой огород? — Пол вопросительно оглядел ее. — Возвращаясь к началу нашего романа, я понимаю, что не всегда ставил тебя важнее своей работы, но я предупреждал, когда мы обручились, что если ты принимаешь меня, то должна принять также и клинику. Я не согласен с твоим утверждением, что всем мужчинам женщины нужны только с одной целью. Я хочу, чтобы она подарила мне дружбу и любовь. Любовь, Илена, — это не просто страсть. Это не дешевый товар, доступный любому, у кого в бумажнике найдется пять фунтов. Любовь — это нечто большее… мужчина нуждается в ней гораздо больше, чем порой способны понять вы, женщины, и говорят, я знаю, что женщины более способны любить, потому что они еще и матери…

— Тебе нужна мамочка! — пробормотала она.

— Нет, но я действительно хочу, чтобы меня любили. — Он наклонился и коснулся губами ее лба. — Поспи немного, тебе это необходимо. И не забудь завтра утром пойти к Рут.

— Пол… — ее рука ухватилась за его рукав; усталые глаза на ее прелестном белом личике с безумным блеском уставились на него, — не уходи рассерженным.

— Ну, успокойся, расслабься, — прошептал он. — Ты не уснешь в таком напряжении.

— Мне нужно принять снотворное.

— Эти чертовы пилюли!

Но он понимал, что она не сможет уснуть, пока не примет таблетку, и пошел в ванную принести холодной воды. Когда он вернулся, она сидела на постели, высыпав на ладонь около дюжины блестящих пилюль. Она наблюдала из-под стрельчатых ресниц за выражением на его лице.

— Илена, дай мне эту бутылочку и пилюли, которые ты держишь в руке! — Он силой забрал их у нее; его ноздри побелели как мел, а перед глазами возникла картина — Надя с перерезанными венами.

Вторник был не самый удобный день в клинике. Помощь Марни в офисе была не нужна Полу, поэтому она с утра помогала в гимнастическом зале. После полудня пошел дождь, и она с Джинджером играла в мраморные шарики в его спальне, пока не настало время укладывать мальчика спать. Потом она спустилась вниз, потому что Полу иногда требовалось написать одно-два письма, чтобы успеть отправить их до пяти часов.

Эррол стоял в холле и болтал с сестрой, от которой тут же отошел, как только появилась Марни.

— Милая, мне нужно увидеться с вами сегодня вечером после работы, — сказал он. — Я хочу кое-что вам показать.

— Хорошо — только оставьте меня сейчас, Эррол, пожалуйста!

Она попыталась вырваться от него, но он на мгновение удержал ее, глядя на нее жаждущими желто-коричневыми глазами. Они так и продолжали стоять, словно обнявшись, когда их увидел Пол, вышедший из аптеки, находившейся на противоположной стороне холла. Марни мгновенно высвободилась из рук Эррола и поспешила в офис. Она слышала, как он обменялся несколькими словами с ее работодателем, потом невидяще повернулась к полкам с папками и притворилась, будто просматривает их, когда Пол зашел в офис. Она надеялась, что он пройдет прямо к себе в гостиную, но кресло босса скрипнуло, и он уселся за стол.

— У меня есть письмо, которое мне надо отправить до пяти часов, — сказал Пол кратко. — Вы можете выбрать время попозже, чтобы возиться с этими папками.

Она вспыхнула и подошла к его столу. Села и достала свой стенографический блокнот. Пол диктовал письмо, уставившись непроницаемым взором на камин за ее склоненной головой. Он почти закончил диктовать, когда в дверь постучали и девушка с кухни принесла им чай.

— Отнесите мою чашку в гостиную, Айви, — сказал Пол. — Я выпью его там.

— Да, мистер Стиллмен.

Девушка поставила чашку Марни на стол, потом отнесла поднос с оставшейся чашкой в соседнюю гостиную. Когда она ушла, Пол пошел пить чай один, закрыв за собой дверь.

Она размешала сахар, подняла чашку и — плюх — большая слезинка капнула в нее. Чашка задрожала на блюдце, когда она поставила ее обратно на стол, торопливо доставая носовой платок из рукава. Она вытерла глаза, отчаянно пытаясь сморгнуть глупые слезы, ей казалось, что она умрет от унижения, если Пол вернется в офис и увидит, что она плачет.