Амалия Джеймс - В сладостном уединении

Пруденс улыбнулась, откашлялась и решила:

— Как-то неудобно стеснять незнакомых людей. Пожалуй, я приму приглашение Колина.

Моника молчала, но глаза у нее смеялись. Заметив это, Колин протянул руку, легонько потрепал ее по щеке.

— Оставь свои дурные мысли. Лучше скажи, вы брали мою почту?

— Она аккуратно сложена у тебя на столе.

— Кого ты пытаешься обмануть, Моника? Ты никогда ничего не делаешь аккуратно! Впрочем, спасибо.

"Что это его так интересует почта? — подумала Пруденс. — Уж не ждет ли каких-нибудь новых известий обо мне?" Однако тут же себя одернула — нельзя быть такой мнительной! Не на ней одной сошелся свет клином. Вздохнув, принялась за баранину. Все равно в один прекрасный день все это кончится!

В полдень Моника отправилась на репетицию, а Колин, Джульета и Пруденс пошли погулять по Эдинбургу. Осмотр достопримечательностей начали с Королевского замка — бывшей резиденции шотландских монархов, там они присоединились к охающим толпам туристов. Затем посетили еще несколько известных замков и аббатств.

— Август одновременно и лучший и худший месяц в Эдинбурге, — заметила Джульета, когда, уставшие, они садились в двухэтажный автобус, чтобы доехать домой. — Столько экскурсантов! Люди прилетают аж из Японии, Америки, а я тут частенько бываю, но сто лет не посещала все эти места. Смешно, правда?

Пруденс с ней согласилась, а Колин промолчал. Он вел себя очень любезно, много интересного рассказывал об исторических памятниках, но при этом Пруденс особого внимания не уделял. Может, потому, что рядом была сестра? Или опять в чем-то новеньком ее заподозрил?

Они вышли у Фредерик-стрит. Пруденс могла бы еще побродить по городу, но Монтгомери явно утомились, не стоило злоупотреблять их любезностью, а ее одну они вряд ли бы отпустили.

— Придете на выступление Моники? — поинтересовалась Джульета, когда они подошли к дому Колина.

Пруденс взглянула на него.

— Вообще-то я собирался, не знаю, есть ли силы у Пруденс.

— Конечно, — быстро ответила она.

Он усмехнулся:

— Значит, придем.

Джульета попрощалась и пошла дальше по улице.

У них оставалось еще достаточно времени, чтобы привести себя в порядок и перекусить. Когда Пруденс вышла из комнаты в черном блестящем платье, Колин готовил бутерброды, накладывая на них толстые куски сыра.

— Вероятно, вам потребуется тарелка и салфетка, — сказал он, усмехаясь.

— Не обязательно, — ответила она, усаживаясь на диван. — Иногда я веду себя просто как ненормальная.

Он устроился рядом.

— Например?

— Например, сбежала в чужую страну с человеком, которого едва знаю.

— Монголия была бы более чуждой.

— Пожалуй, больше подойдет слово "незнакомой".

— Вы явно проявляете редакторские наклонности. И отец говорит, что у вас острый глаз. Интересно, не правда ли?

— Здорово! — раздраженно отреагировала она. — Никогда не считала себя идиоткой.

— Конечно нет. — Колин занялся бутербродом, предоставив ей возможность поломать голову, на что это он намекает на сей раз. Наконец спросил: — Вам двадцать четыре, верно?

Пруденс кивнула.

— Это значит, что вы закончили учебу три или два года назад?

— В вашем листке, помнится, вы написали, что это был университет в Коннектикуте, правильно?

Она снова кивнула, но, почувствовав опасность, положила бутерброд на салфетку. Сыр хаварти был просто замечательным, но аппетит у нее пропал.

— Так вот, я связался с Коннектикутским университетом. Вы в нем никогда не учились. Там даже слыхом не слыхали о такой студентке. Проверили по компьютеру — вас там в помине не было ни два, ни три, ни пять лет назад.

— Ох уж эти компьютеры! Что они знают?

— Очевидно, знают!

— Вероятно, вы ожидаете, что я сознаюсь во лжи?

— Ожидаю! — Его веселости как не бывало.

— Да, я солгала.

— Почему?

— На самом деле я окончила Холиок-колледж три года назад. Но подумала, что вы сочтете меня слишком образованной для такой работы.

Это была выдумка Эллиота. Пруденс не хотела усложнять придуманную ей биографию, предложила назваться выпускницей своего настоящего колледжа, но ему эта мысль не понравилась. Он настаивал на колледже Кэтти Гибс, но тут уж сама Пруденс наотрез отказалась. Сошлись на университете Коннектикута.

— Ясно, — сухо сказал Колин.

— Вы сердитесь?

— А что вы еще выдумали, Пруденс?

Она сердито вздохнула:

— Колин, ну какая разница, закончила я университет Коннектикута или какой-нибудь другой?

Он не ответил. Но, съев бутерброд, посмотрел на нее.

— Разницы никакой. Я сказал вам, по какой причине вас нанял — у меня не было выбора. Но мне вовсе не нравится, выясняя обстоятельства вашей жизни, постоянно натыкаться на ложь. Не хотите сами во всем признаться?

Пруденс тяжело вздохнула. Желудок свело, руки вспотели, сердце бешено колотилось. Конечно, выполняя задание редакции, ей пришлось нагло врать в течение двух недель, но ведь сущность ее от этого не менялась! Ложь ей была отвратительна. Больше всего на свете ей хотелось бы прижаться к его груди и во всем признаться. Но сделать этого не могла, потому что знала — Колин ее не поймет. Из ее рассказа он выхватит главную для себя деталь — то, что она репортер "Манхэттен мансли", и на этом все отношения между ними будут закончены.

— Я предполагала, что вы рассердитесь, — пробормотала она, не глядя на него.

— И правильно делали!

В этот момент Джульета прокричала в окно, что такси ждет. Не сказав ни слова, Колин пошел к двери, видимо подразумевая, что она должна следовать за ним. Пруденс хотелось провалиться сквозь землю, уползти куда-нибудь и скрыться, но вместо этого она гордо подняла голову и пошла за ним. О, Эллиот Тромбли гордился бы ею!

Заключительное выступление труппы Габриэля Сен-Симона было триумфальным. Ее звезда Моника Дежардин танцевала блестяще. Если немного и нервничала, то Пруденс этого не заметила. Позже, когда огромной компанией они пришли в бар на Роуз-стрит, она выразила ей свое восхищение, и Моника не скрыла удовлетворения.

— Ноги не показались толстыми? — смеясь, спросила она.

Чарльз Мартинс едва не подавился:

— Толстые ноги! Моника, ты танцевала ошеломляюще! Не слушай никого.

— Кроме режиссера и хореографа, — вставил Сен-Симон и похлопал танцовщицу по руке. — В случае необходимости все исправим.

— Габриэль у нас умеет делать комплименты! — улыбнулась Моника, убирая руку.

— Я же не говорю тебе про толстые ноги!

— Попробуй только заикнись, я в ту же минуту уйду.

Пруденс слушала их болтовню вполуха. Ей все еще хотелось заползти куда-нибудь в щель. Колин держался с ней во время концерта подчеркнуто равнодушно, а теперь и подавно сидел в стороне, потягивая пиво.