Пенни Джордан - Лекарство для двоих

В ту же секунду она с тайным женским восторгом уловила, что происходит в его сознании. Ее охватила гордость за свое тело, гордость за свою способность возбуждать мужа. Тогда она искренне верила в их любовь, оказавшуюся обманом.

Намеренно, почти вызывающе дав полотенцу соскользнуть с тела, она подошла к нему.

От его кожи исходил запах жары и пыли офиса, смешанный с таким несомненно мужским ароматом, что она вздрогнула, как от электрического разряда. Контраст между острым, чуждым запахом мужчины из внешнего мира и собственным чистым, прохладным, извечно женским благоуханием зажег в крови желание.

– Что ты хочешь на обед?

Она смотрела на его губы, задавая этот вопрос преувеличенно спокойным тоном, но тело ее открыто заявляло, что обед совершенно не входит в ее планы.

Она знала, что он так сделает. Он протянул к ней руки и быстро провел ладонями по ее еще влажной коже. А потом еще раз, медленнее, чуть отодвинув от себя, поддразнивая в ответ на ее игру и притворяясь, что обдумывает ответ.

Она наслаждалась его желанием, приятно было сознавать, что стоит ей лишь дотронуться до него, потянуться к нему и провести по его губам кончиком языка…

Она чуть страшилась безрассудного, почти распутного наслаждения откровенной наготой своего тела, прохладного и нежного, в то время как под кончиками ее пальцев, под хрустящей белизной рубашки, его кожа горела огнем от тревожного, мощного мужского вожделения, которому она сознательно бросала вызов.

С некоторым стыдом она признавалась себе, что ужасно любит вот так дразнить его, упиваться полной безопасностью, которую давала их близость, их любовь; немножко мучить его, чтобы ему приходилось призывать на помощь всю свою силу воли.

Он никогда не был с нею несдержанным, никогда не был агрессивным. Он был великодушным любовником, можно сказать, любовником-покровителем, который, казалось, всегда ставил ее интересы выше своих собственных. И все же случались мгновения, когда она заглядывала в его глаза и видела там такую сильную страсть, такое бешеное пламя желания, что ее окатывала волна благоговения и восторга. Ведь это она, самая обыкновенная женщина, способна вызывать в нем такие чувства.

Из уроков сексуального воспитания в школе, да и позже, из разговоров знакомых девушек, она знала, что женщина не всегда способна испытать подобные эмоции, что она может и не получать такого чувственного и эмоционального наслаждения от вызванного ею мужского желания.

Она никогда не говорила ему, ни разу не высказала вслух столь сокровенные чувства, но тот факт, что Льюис готов был обнаружить перед ней силу своей любви и страсти, тот факт, что он позволял ей увидеть, насколько она может взволновать его, придавал ей силы, дарил такое счастье, о котором она и не мечтала, стирал память о годах одиночества. О тех годах, когда она боялась, что никто и никогда не будет ее любить, когда страдала от мук, известных только людям, которые лишились родителей в раннем детстве.

Он дотронулся до нее, и она задрожала от пронзительного ощущения его жарких пальцев на обнаженной коже.

Он попытался притянуть ее к себе, и она шепнула, прикасаясь губами к его рту:

– Осторожнее, намочишь одежду.

– Тогда я ее лучше сниму, верно?

Это была их обычная игра, и Лейси подхватила ее, продлевая удовольствие:

– Но как же обед? Я хочу есть…

– Хочешь одеться?

Его ладонь накрыла ей грудь. В прошлые выходные он ставил вокруг сада новый забор, и его пальцы огрубели от работы. Ей нравилось ощущать его шершавую кожу на своей гладкой, и она потихоньку потерлась об нее, увеличивая наслаждение и одновременно продолжая поддразнивать его:

– Мм… Наверное, нужно?

Верхняя пуговица его рубашки была расстегнута, и ей надо было всего лишь приподняться на носочки, чтобы поцеловать его шею, ощутить губами теплый, солоноватый вкус кожи. Она любила его запах, его вкус – они принадлежали только ему одному. Его одежда, их постельное белье были пропитаны ими, и когда его не было дома, она часто касалась пальцами или щекой рубашки, которую он надевал, подушки, на которой он спал.

Он часто повторял ей, что она невероятно чувственна, и его глаза при этом темнели от страсти, которая лучше слов говорила ей, как он любит эту ее черту. Черту, о которой до встречи с ним она и не догадывалась и которую даже теперь скрывала, прятала, чтобы делить ее лишь с ним, и только с ним. Их любовь как будто давала ей право, разрешение на то, чтобы сбросить с себя оболочку, предназначенную для всего остального мира, и только с ним разделить дары женственности, которыми ее одарила природа.

Она целовала, ласкала языком его шею, чувствуя, как от знакомого напряжения твердеют его мускулы, улавливая знакомый тихий звук из горла, предвкушая тот миг, когда Льюис подхватит ее на руки и отнесет в их спальню. А там он будет целовать ее, гладить, доведет до такого пика желания, что она взмолится о последнем, самом полном выражении его страсти, его любви… но… но внезапно стук в дверь ворвался в ее умоляющие всхлипы.

Мокрая от пота, дрожащая, Лейси вынырнула из сна, осознав, что в дверь дома действительно стучат.

Она машинально отреагировала на требовательный звук: неуклюже поднялась и на дрожащих ногах поспешила вниз, по дороге натягивая халат.

Из-за головной боли она забыла накинуть цепочку на входную дверь, и сейчас, едва отперла, дверь распахнулась с такой силой, что человек на пороге слегка нахмурился, прежде чем шагнуть в прихожую.

Лейси отметила это той крошечной, беспристрастной частичкой сознания, которой удалось справиться с ошеломляющим, парализующим шоком от вида ее бывшего мужа.

– Льюис! – слабым голосом вскрикнула она.

Его внезапное появление вслед за эротическими воспоминаниями из ее снов оказалось слишком оглушающим для ее затуманенного сознания.

Он закрыл дверь, и она машинально шагнула ему навстречу. Ее тело все еще было расслабленным, теплым, а чувства обострены снами, в которых они с Льюисом занимались любовью.

Рассудок ее, стараясь избавиться от последствий шока, отчаянно вопил об опасности. Но тело, казалось, не собиралось прислушиваться к его предупреждениям.

– Льюис.

Она снова произнесла его имя, и на этот раз дрожь в ее голосе была вызвана отнюдь не шоком. Одурманенная и сбитая с толку его реальной близостью, Лейси под натиском чувств протянула к нему руку. В спешке она забыла застегнуть халат. От движения ее руки он распахнулся, и в прохладном полумраке прихожей одинокий луч света из верхнего окошка теплым золотистым отблеском лег на мягкий изгиб приоткрывшейся груди.

Тонкая белая ткань бюстгальтера не могла скрыть темного соска, все еще твердого и припухшего, все еще томимого жаждой сладкой муки от любимых губ.