Роман Камбург - Линия жизни

И, не успев выслушать ее возражений, отключился.

Эли потеряла покой. Она даже не сообразила, что он дал ей телефон, по которому можно перезвонить ему. И не с кем было посоветоваться. Вдруг она отчетливо поняла, что одна, совершенно одна. И для чего профессор будет на встрече? Все это бурлило в ней, и ни на одном вопросе она не могла сосредоточиться. Так прошел день, вернее пролетел. Почему то в последний час перед встречей ее мучил совершенно женский вопрос: что одеть? В конце концов за десять минут до выхода она одела самое простое — джинсы и черную блузку. И, не наложив косметики, выбежала на улицу.

На этот раз она почему-то волновалась меньше, апатия овладела ею, как говорится — перегорела. А может быть, высокий седовласый мужчина лет шестидесяти так повлиял. Его звали Вейн, профессор Вейн. Вначале, как и в первый раз, разговор шел как бы ни о чем. Эли решила устроить проверку агенту и профессору. Будто невзначай она вдруг вплела ивритское восклицание — «Ма ихпат ли!» [5] Ма ихпат ли! — мне все равно (ивр.). и бросила быстрый, но пристальный взгляд на своих собеседников.

— Ху ло мейвин иврит [6] Ху ло мейвин иврит — он не понимает иврита (ивр.) , — спокойно, без эмоций сказал агент и продолжил беседу.

— Мы внимательно изучили ваше сообщение в полицию после ограбления банка.

У Эли словно груз с души упал — значит не наркотики, слава богу!

— Профессор Вейн — известный специалист в области изучения мозга, памяти, человеческих эмоций, мы попросили его встретиться с вами.

У Вейна было лицо, перерезанное глубокими морщинами, и потому выглядевшее суровым. Но глаза! Глаза поразили Эли сразу же, а сейчас, когда профессор заговорил с ней, голубизна глаз стала напоминать кусочки чистого весеннего неба, озаренного солнцем. Он обратился к Эли тоже спокойно, но не равнодушно, как агент.

— Я знаю весь ваш рассказ о «галло». Полиция записала его на пленку, когда вы позвонили. Интересно, чрезвычайно интересно! Я изучаю подобные явления много лет и сейчас являюсь консультантом их агентства, — и он кивнул на сидящего рядом. — У меня имеется несколько любопытных теорий по поводу этих вещей, называемых многими паранормальными. Я не люблю термина — паранормальный, никто точно не знает что такое норма в психике. Кстати, я готов поделиться с вами некоторыми соображениями, но вначале одна просьба. Я прошу вас прийти в мою лабораторию и пройти не очень долгое и совершенно безвредное обследование.

— Я боюсь. Я читала, как спецслужбы зомбируют, воздействуя на мозг. Но расскажите, что за исследование?

— Это один из видов электроэнцефалографии, разработанный мною. Он позволяет регистрировать, а потом и анализировать так называемые минорные ритмы мозга. Я думаю, что в них зарыта собака в случае с вашим галло, как и с другими подобными феноменами.

Хотя Эли еще и не сказала — да, она уже как бы доверилась Вейну, ей казалось подсознательно, что человек с такими глазами не сможет причинить вреда.

И тут Вейн применил тот же психологический прием, что и его предшественник. Он не стал спорить с ней или доказывать что-то, он просто сказал:

— Я вас жду ровно через два дня в лаборатории, вот визитная карточка. Только прошу вас все эти сорок восемь часов не пить алкоголь, не принимать наркотики и психотропные препараты. Кстати, возьмите листок, там написано как вести себя, — и он протянул Эли маленький флайер с общеизвестной картинкой мозга в верхнем углу.

Самое интересное состояло в том, что Эли, кроме Энрике, разумеется, увлекалась в последнее время психологией и психоанализом, даже читала в подлиннике Юнга и Адлера. Конечно, разрыв с Энрике привел ее к наркотикам, но сейчас он, а может быть судьба, свели ее с Вейном. Профессор сразу покорил ее. И она забыла даже о спецслужбах, агенте, своем «галло», ей хотелось так много спросить у Вейна.

Гипотеза Вейна словно лежала на поверхности, доступная каждому смертному, но далась в руки только ему — небесноглазому гению из Огайо. Пока Эли отдыхала после первой части исследования, профессор сидел неподалеку, перелистывая журнал, посасывая трубочку и излагая своей испытуемой то, что он рассказывал на своих блестящих лекциях в университете.

— Есть два важных момента во всей истории с паранормальными явлениями. Внутренняя предрасположенность, которая существует примерно у одного процента людей на свете, и второе — стимул, способный возбудить необычную способность. Например, способность распознавать пальцами температуру предмета. В этом ничего необычного нет. Но, моя дорогая Эли, у одного индивидуума температурная чувствительность позволяет различить полградуса, а у другого — два. Около одного процента, опять-таки заметьте, это магическое число — могут различать до пяти сотых градуса! Фантастика, правда? Но эти люди уже способны при определенных обстоятельствах раскрыть необычную способность к рецепции тепловых волн. Поверьте мне на слово, но сходная ситуация и с радиоволнами, например, или с магнитным полем. Вы можете себе представить, что человек чувствует радиоволны? Я не могу. Почти два года я делал эксперименты, тысячи экспериментов. И нашел. Правда, их меньше, чем в случае с температурой, но двое-трое на тысячу есть этаких гениев чувствительности! Далее мы занялись их рецепторами и способностью мозга обрабатывать информацию. Тогда-то я и обнаружил минорные ритмы. Во всех учебниках вы найдете только описание четырех главных мозговых ритмов. А минорные ритмы определяют способности к паранормальному восприятию. Я вас утомил, дорогая.

— Нет, что вы, я слушаю будто фантастический рассказ…

— А вторая часть его связана с так называемыми разрешающими факторами. Оказывается, что только у одного человека с повышенной чувствительностью из тысячи определенные ситуации способны проявить эту чувствительность. Давайте продолжим исследование, Эли.

— Перед тем как сесть в ваш энцефалограф, скажите, профессор, я правильно сосчитала: вероятность моей ситуации — один на несколько сот тысяч?

— Почти. На деле же раз в десять меньше, один на несколько миллионов. Объясню вам потом, но теперь вы не удивляетесь, что ваши спецслужбы сразу занялись вами. В вашей маленькой стране, таких как вы, возможно, только несколько человек, да и у нас их не так много.

И Вейн усадил Эли в кресло, установил электроды ей на голову и включил прибор…

Спустя три дня Эли и Вейн сидели на уютной старомодной лавочке русского холма, молча глядя на Алькатраз [7] Алькатраз — остров в Сан-Франциско с известной тюрьмой, где сидел Аль Капоне. и поджидая Джеймса. Именно так звали агента, необычайно заинтересовавшегося ее сверх способностями. Он должен был подойти с минуты на минуты, а пока профессор рассказывал Эли результаты расшифровки ее энцефалограммы.