Энни Уэст - Одна ночь и вся жизнь

— Ты думала о своем дедушке? — спросил Костас так резко, что Софи вздрогнула.

Она повернулась, встретилась с ним взглядом и широко раскрыла глаза.

Конечно, она думала о нем. Как она могла не думать, когда знала, что дед так близко, на этом же острове? Она кивнула.

—Но ты не согласна забыть о вражде?

—Помни: эта вражда была с его стороны, а не с моей! — Она пришла в ярость. — Это он должен был прекратить вражду! И я пыталась, помнишь? Я звонила ему, но так и не получила ответа.

Софи увидела, что Костас смотрит на нее с состраданием и еще с каким-то чувством, от которого у нее встали дыбом волоски на затылке.

—Почему ты спрашиваешь?

—Я думаю, что, может быть, он хочет прекратить вражду.

—Что ты имеешь в виду?

Она сузила глаза, у нее возникло подозрение.

—Я узнал то, что может изменить твое мнение. Домработница Петроса Лиакоса утверждает, что он собирался позвонить твоей матери.

Она испытала какое-то потрясение. Шок? Недоверие?

—Это он теперь так говорит?

Костас помрачнел.

—Нет. Он не говорил об этом. Когда домработница сказала ему о твоем звонке, он попросил ее принести письмо от твоей матери. Очевидно, когда она написала ему в первый раз, он приказал своему персоналу откладывать ее письма и не доставлять их ему.

—Бесчувственный ублюдок, — прошипела Софи.

У нее сжалось сердце при воспоминании о том, как ее мать вкладывала фотографию в письмо, которое отправляла Петросу Лиакосу каждый год в день именин ее дочери.

—Дело в том, что он не осознавал, что она постоянно писала ему. Очевидно, он был потрясен, когда обнаружил, как много было писем.

Софи ничего не сказала. Она не желала сочувствовать этому старику.

—Домработница оставила его в кабинете. Когда она вернулась, то увидела, что он лежит головой на письменном столе. По полу были разбросаны письма и фотографии, а он протягивал руку к телефону.

—Ты думаешь, что эта новость спровоцировала удар?

—Я и представления об этом не имею, — пожал плечами Костас. — Но считал, что ты должна знать.

—Я... Спасибо.

Софи покачала головой, пытаясь прийти в себя. Она была в смятении. Если ее дедушка и вправду пытался позвонить им, то какая трагедия, что это ему не удалось! Какая трагедия для ее матери и для него!

Софи вскочила на ноги и, пошатываясь, сделала несколько шагов в сторону. Она глубоко дышала, чтобы прийти в себя от того потрясения, которое она испытала, узнав эту новость.

—Ты предпочла бы, чтобы я тебе не рассказывал?

—Нет. Ты все сделал правильно.

У Софи затуманилось зрение, сжималось горло.

—Но боль все еще острая, — прошептал он.

Его шепот звучал прямо у нее за спиной. Она повернулась, машинально шагнув назад, и оказалась на расстоянии вытянутой руки от Костаса.

Ей захотелось, чтобы он прикоснулся к ней.

—Ты сильная, Софи. Сильнее, чем ты думаешь. В конце концов, твоя боль ослабнет. Какими бы ни были ошибки твоего дедушки, они в прошлом.

Он просто хочет ее ободрить? Или чувствует то же самое, что и она: что они понимают друг друга все лучше и лучше?

Она шагнула к Костасу, и подняла голову. Их губы оказались почти рядом, и у нее учащенно забилось сердце. Софи испытывала предвкушение. Ей хотелось, чтобы он потянулся к ней, сказал, что чувствует то же самое... что им нужно быть вместе.

Именно этого она хотела — не так ли? Положить конец этой тревоге ожидания. Последние несколько дней она так часто представляла себя в его объятиях!

Но он стоял неподвижно, глядя на нее, слегка приоткрыв губы. Она сможет поцеловать его, если прижмется губами к его губам. Судя по блеску в его глазах, он тоже этого хочет.

Почему же он ждет, чтобы она сделала первый шаг?

Потом она поняла. Между ними стояла тень из прошлого. Костас глядел на Софи, но, как она поняла, именно ее не видел. Она привлекала его, потому что напоминала ему о женщине, которую он любил и потерял всего десять месяцев назад. О ее двоюродной сестре, Фотини.

Софи отступила, в ужасе от того, что чуть, было, не сделала. Ее охватило разочарование.

—В чем дело?

Он шагнул вперед, и она подняла руку, чтобы остановить его. Мягкое льняное полотно его рубашки слегка коснулось ее ладони, и она опустила руку, словно обожглась. Она не могла дотрагиваться до Костаса. Не сейчас.

—Это Фотини, не так ли? — прошептала Софи. — Ты так на меня смотришь, потому что думаешь о ней.

Костас увидел ее ошеломленный, обиженный взгляд и почувствовал себя так, словно у него под ногами разверзлась земля. Если бы не боль в глазах Софи, не обида, от которой у нее дрожали губы, эта нелепая мысль могла бы его рассмешить.

Он пытался сдержать желание, которое вызывала у него Софи, и чувствовал, как от этих попыток у него болит тело. Он изо всех сил старался не следовать своему инстинкту и не зацеловывать ее до бесчувствия, как ему хотелось с тех пор, как она уселась на эти сосновые иголки.

Он живо представлял себя и Софи на этом мягком ковре. Эта картина так захватила Костаса, что он не мог на нее глядеть... он отвернулся и принялся смотреть вдаль.

Ему тосковать по Фотини! По женщине, из-за которой он перестал верить, что брак может быть счастливым. Женщине, рассматривавшей их свадьбу просто как средство получить богатство, которое она сможет промотать. Которая жестоко отвергла свою собственную дочь, и научила его не доверять женщинам. В особенности красивым женщинам.

Если бы только Софи не была так уязвима после смерти своей матери, он предложил бы ей временную связь для их взаимного удовольствия. Это было все, что он может предложить женщине.

—Ты неправильно это поняла.

—Вот как? Я видела фотографию твоей жены в комнате Элени. Я знаю, как мы похожи.

—Нет! На первый взгляд — да, есть сходство. Но спустя минуту оно исчезает. Фотини всегда будет занимать важное место, как мать моей дочери. Но наш брак не был браком по любви. Поженившись, мы думали, что со временем полюбим друг друга. — Это могло бы произойти, если бы Фотини была другой женщиной. — Но поверь мне, Софи, — он взглянул в ее золотисто-карие глаза, — когда я смотрю на тебя, я вижу только тебя. Могу тебя заверить, что не ищу замену Фотини. И никогда не буду искать.

Софи тяжело дышала, шагая по дорожке к дому. Прогулка была долгой и утомительной, но не принесла ей спокойствия, которого она страстно желала.

Она продолжала вспоминать ту сцену в Фестосе. Она едва не поставила себя в глупое положение! Стремилась в объятия Костаса...

Софи споткнулась, вспоминая его слова... его горячность, когда он заявил, что ему не нужна замена Фотини. Другими словами, Костасу не нужна была другая женщина. И Софи ему не нужна.

Он сказал, что их брак с Фотини не был браком по любви, но потом сказал, что никто не может заменить его жену... Как же так? Софи уже ничего не понимала. Она знала лишь одно — с каждым днем ей все тяжелее бороться со своими чувствами к Костасу.