Беверли Терри - Отныне только легкий флирт

Весна – пора любви. Чушь собачья!

Холли резко откинула с плеч гриву вьющихся черных волос и решительно отвернулась от лужайки перед алленбургским [1]приютом для престарелых, не желая видеть раскинувшийся на ней роскошный цветник с тюльпанами, азалиями и кизиловыми кустами. Говорят, что май – месяц радости. Снова чушь! После того, что ей пришлось пережить в последний уик-энд, Холли как никогда остро ощутила, какое счастье, что у нее есть ее работа в приюте, где она ведает времяпрепровождением его обитателей, а они платят ей благодарностью и любовью.

Холли поднялась по ступенькам и миновала просторный центральный холл здания – когда-то это был частный особняк. На террасе сидела Грейс Квилл, одна из ее добровольных помощниц на общественных началах, и Холли ее окликнула.

– Привет, Холли, – ответила Грейс, поднимая глаза от разложенных перед ней газетных материалов – она готовилась к проведению дискуссионного клуба. – Уик-энд прошел хорошо?

– Не сказала бы. – Холли глубоко вздохнула. – В субботу у меня дома вечеринка. Поздновато, конечно, приглашаю, но надеюсь все же, что вы со Стивом сможете прийти.

Грейс была на несколько лет старше двадцатипятилетней Холли и уже замужем. Она прекратила вырезать заметки и статьи о строящемся поблизости торговом комплексе и внимательно взглянула на Холли.

– Я бы с великим удовольствием, но окончательный ответ смогу дать лишь через пару дней. А по какому поводу торжество? – Она вскинула голову, но ее высоко взбитые каштановые локоны, покрытые густым слоем лака, шевельнулись едва-едва.

– По поводу расторжения помолвки. – И Холли подняла левую руку, чтобы показать – обручального кольца на безымянном пальце нет.

Грейс, пораженная, раскрыла рот.

– Ты вернула Рейнольдсу его кольцо?

– Не я вернула, а он потребовал его вернуть.

– О бедняжка! – Лицо Грейс исказила гримаса жалости.

– Ну, поговорим потом, – бросила Холли уже на ходу, не желая выслушивать соболезнования Грейс и ее расспросы.

Ну и что тут такого ужасного? – уговаривала она саму себя, входя в пристроенное с северной стороны здания крыло, где находился ее кабинет. Отвергнута, ну и что из того? Она справится с этой неприятностью. Что бы там ни говорила ее мать, Рейнольдс Дж. Фурд не единственный. Мало ли рыбы в море!

Холли села за свой письменный стол, просмотрела расписание мероприятий на эту неделю и углубилась в изучение общенационального бюллетеня для сотрудников приютов, поместившего новые федеральные постановления. Сухой язык правительственных указов действовал на Холли успокаивающе – от них исходило ощущение стабильности. Это тебе не какой-то несостоявшийся жених.

Хотя дверь в кабинет была распахнута настежь, кто-то все же вежливо постучал, прежде чем войти.

– Что я слышала о тебе и Рейнольдсе! Грейс сказала, что вы решили расстаться. – Трина Бакнелл с озабоченным выражением на миловидной круглой мордашке вошла в кабинет.

Холли с напускной веселостью помахала ей рукой.

– Меня отвергли. Бросили. Все кончено. Забыто!

Трина, молодая блондинка крепкого телосложения, водила приютский автобус и, кроме того, вела занятия по рукоделию.

– Что случилось? – Она плюхнулась на один из двух стульев в опрятной комнатке Холли. – И когда? Еще в субботу на церковном обеде кольцо, помню, красовалось на обычном месте. Я как сейчас вижу его.

– Сохрани это воспоминание навечно, – иронически улыбнулась Холли. – Оно войдет в историю как свидетельство моего последнего появления в общественном месте с фамильным бриллиантом Фурдов на руке.

Как она ни старалась казаться беспечной, глаза ее неожиданно для нее самой наполнились слезами. Стараясь скрыть их, она схватила со стола папку с копиями квартальных отчетов и принялась рассовывать их в ящички с картотекой.

– Но что произошло? – настаивала Трина.

Воспоминания и вызванное ими возмущение вмиг осушили глаза Холли. Она снова повернулась лицом к Трине.

– Все началось с того, что пропал платок мистера Нортона.

– Не может быть! – в ужасе воскликнула Трина.

Платок с монограммой, принадлежавший джентльмену восьмидесяти семи лет от роду, мистеру Нортону, давно стал в приюте притчей во языцех. Это был подарок давно умершей жены Нортона, и поэтому он должен был всенепременно кокетливо выглядывать из его нагрудного кармана, иначе Нортон чувствовал себя вроде бы и неодетым.

– Не волнуйся, – успокоила ее Холли, – платок нашелся, вернее, я нашла его. Но из-за него и заварилась вся каша.

– А как же получилось, что я ничего не заметила? – нахмурилась Трина.

– Ты уже усадила первую группу и уехала. Я же помогала разместить остальных в пикапе, когда мистер Нортон хватился своего платка. На обычном месте его не оказалось.

Трина закатила свои большие голубые глаза.

– Представляю себе, что было. У бедняги начался сердечный приступ.

– Он и в самом деле почувствовал себя плохо, – выдавила улыбку Холли. – Я помчалась обратно в церковный зал. Со стола, за которым он сидел, уже было убрано, но платка никто не видел. Оставалось надеяться лишь на мусорный бак.

– Фу, какая гадость, – состроила гримасу Трина, – ведь в тот вечер кормили спагетти.

Холли кивнула. Она очень хорошо помнила, как противно было рыться среди бумажных тарелок со следами томатного соуса и салатного масла, перепачканных салфеток и бумажных стаканчиков, из которых капал недопитый кофе. Тем не менее она отважно погружала руки все глубже в бак, моля Бога, чтобы он помог ей отыскать бесценное сокровище мистера Нортона. И вот тут-то раздался возмущенный голос Рейнольдса, перекрывший гул голосов, доносившихся из обеденного зала:

– Холли! О небо, это ты?

– Рейнольдс! Ты все же пришел!

Накануне вечером между ними произошел неприятный разговор – подобные споры, неизменно по поводу ее работы, в последнее время случались – увы! – все чаще: Холли в очередной раз была занята в субботний вечер, а Рейнольдсу в очередной раз это не нравилось. Холли нашла выход – пусть он ее сопровождает, но Рейнольдс отказался наотрез, хотя, вроде бы, кому, как не ему, радоваться возможности быть увиденным на подобном благотворительном мероприятии. Будучи заместителем директора отдела фермерских ссуд в Аграрном банке, Рейнольдс обожал разглагольствовать о том, как важно добиваться популярности и появляться на виду у жителей города в нужное время в обществе нужных людей.

Холли объяснила Рейнольдсу, что ищет пропавший платок, и в заключение сказала:

– Как хорошо, что ты здесь. Мне так нужна пара свежих глаз!

– Ты думаешь, что я засуну руки в эту грязь?! – Рейнольдс содрогнулся от отвращения, брезгливая гримаса исказила его удлиненное породистое лицо, он окинул нервным взглядом всю комнату и снова повернулся к Холли. – Ты только посмотри на себя, дорогая. Руки все в красном соусе, платье перепачкано…