Сандра Мэй - Ты – лучший

Маленькая женщина в смущении спрятала свои огрубевшие руки под фартук – древнейший жест всех работящих и скромных женщин.

– Что вы, сеньорита Морин. Я просто пробовала.

– И все эти краски – они из травы? Из листьев?

– Они из сельвы, это я могу сказать наверняка. Старые люди учили меня. Яномами учили меня. Здесь и земля, и трава, и листья, и цветы, и плоды. Змеиная кровь, толченая яшма, всего не перечислить. Я все записывала, как могла…

– Марисоль, клянусь, это увидит весь мир! Ты прославишься!

– Да ну, что вы, сеньора Морин. Я просто Марисоль…

– Ты… ты – Амачиканоисасьянарари, дочь сельвы, и ты – художница. Твоя дочь будет гордиться тобой. Твой народ будет гордиться тобой! Можно взять это для Каседас?

– Конечно, сеньорита Морин! Все, что угодно.

– Тогда возьмем с собой все. И все нарядимся в это. Ручаюсь, таких нарядов больше нет ни у кого в мире!

Они с Марисоль почти бегом вернулись к Каседас и замерли. От зеркала к ним повернулась настоящая красавица. Прямые черные волосы блестящей волной падали на обнаженные плечи. Маленькие стройные ножки грациозно ступали по ковру, почти не приминая ворс. Туфли облегали точеные ступни, как лайковая перчатка облегает руку.

Каседас в тревоге подняла свои черные грустные глаза на Морин и Марисоль.

– Ну… вот… глупо, да? Дикарка в серебряной ночной рубашке…

Морин молча шагнула вперед. Стремительно выхватила из раскрытой шкатулки с драгоценностями старинные длинные серьги из черненого серебра с подвесками из зеленой яшмы. Каседас вдела их дрожащими пальцами, откинула волосы назад… Морин торжественно, рассчитанным движением развернула невесомый сверток, который несла в руках, накинула Каседас на одно плечо, закрепила на другом, развернула маленькую хозяйку дома к большому зеркалу…

Каседас тихо вздохнула, а Марисоль, дурочка такая, заплакала.

Так бывает, когда складываешь головоломку. Дурацкая картинка не желает получаться, но вот последний кусочек ложится на место – и картина оживает.

Так бывает, когда шлифуют алмазы. Невзрачный серый камешек вертят и так и сяк, потом проводят резцом – и ослепительная маленькая радуга бьет в глаза снопом лучей.

Каседас смотрела и не узнавала себя. Исчезла маленькая, неуверенная в себе женщина. Прекрасная и загадочная фея сельвы снисходительно улыбалась из зеркального стекла. Казалось, что вокруг смуглых точеных плеч нежно обвилась огромная и прекрасная змея, владычица Амазонки, гигантская анаконда, прирученная своей хозяйкой.

Изумрудный переливался в болотный, вспыхивал желтым и пестрел узором черных штрихов и точек. Еле видные, но тщательно прорисованные чешуйки на невесомой ткани. Змеиная кожа – но прозрачная, легкая, словно видение из сельвы.

Каседас обернулась к Морин.

– Я и не знала… Морин, ты настоящая волшебница. Господи, это я или не я?

Алисия влетела в полуоткрытую дверь и издала вопль восторга:

– Ого! Каса, ты потрясающая! Морин, это ты сделала, да? Марисоль, почему ты никогда не показывала такую красоту?! Я тоже хочу!

И Дом На Сваях наполнился щебетанием, смехом, шушуканьем, возгласами восторга, довольным визгом и прочими несомненными признаками того, что женщины готовятся блеснуть своими нарядами.

Через пару часов, когда солнце уже клонилось к закату, со стороны реки послышался звук моторной лодки. Улыбки немедленно слиняли с лиц Алиситы и Каседас, а Марисоль поспешно скрылась в кухне. Морин с недоумением посмотрела на своих подруг и хозяек.

– Что случилось?

– Тюра приехала.

– Откуда вы знаете?

– Она всегда приезжает по воде. Пошли. Придется встречать.

Все трое спустились в холл. С улицы, от самой реки доносился довольно пронзительный женский голос:

– Осторожнее, идиот! Это не седло и не подпруга, это чемодан! И если ты его уронишь в воду, то можешь сразу пойти и повеситься… Господи, вы тут когда-нибудь моетесь? Завтра тоже будет вонять навозом? Где Джон? Может, хоть кто-нибудь соизволит меня встретить?

На этой фразе двери распахнулись, и в них возникла высокая платиновая блондинка с зелеными глазами. На блондинке был обтягивающий белый брючный костюм, белые полусапожки, расшитые стразами, и белая же широкополая шляпа. На холодном и прекрасном лице соседствовали презрение, возмущение и светская улыбка, хотя последняя получилась хуже всего – мешали брезгливо кривящиеся губы. Позади блондинки был виден пыхтящий Рикардо, согнувшийся под тяжестью невероятно громоздкого чемодана, разумеется, из белой кожи.

Блондинка обвела всех присутствующих холодным взором и изрекла:

– Здравствуйте. Я тоже счастлива вас всех видеть. С вами, мисс, мы незнакомы. Я – Тюра Макфарлан.

Морин сразу поняла, почему Каседас и Алисия так не любят Тюру. Мисс Макфарлан вела себя так, словно это она была хозяйкой Дома На Сваях, а все остальные являлись даже не гостями – непрошеными и надоедливыми посетителями.

Макияж ее был безупречен, цвет глаз наводил на мысли о цветных линзах, тело под белым костюмом ненавязчиво указывало на то, что занятия фитнесом – залог отличной фигуры.

Тюра поцеловала воздух около щеки Каседас, царственно и пренебрежительно кивнула Алисите, не удостоила даже взглядом выглянувших из кухни для приветствия Кончиту, Марисоль, Чимару и других женщин, а затем уставилась на Морин.

– Так, значит, это и есть спасательный круг, брошенный Мерседес?

Морин спокойно и дружелюбно улыбнулась в ответ.

– Я предпочитаю, чтобы меня называли распорядительницей торжества. Морин О’Лири. Как поживаете, мисс Макфарлан?

– Прекрасно, благодарю вас. Полагаю, в вас метра два.

С этими словами она смерила Морин взглядом с головы до ног. Каседас и Алисия выглядели растерянными и шокированными, но Морин была абсолютно спокойна.

– Вы правы. Каблуки прибавляют еще несколько сантиметров.

– Вам, должно быть, не слишком легко на них ходить?

– Ну почему же. Дело привычки. Прошу меня извинить, пойду посмотрю, как дела у Марисоль.

Тюра вздернула идеально выщипанную бровь и с изумлением уставилась на Морин.

– Это та чумазая лесовичка с приблудышем? С какой стати вам она понадобилась?

Честно говоря, Морин ожидала, что Каседас, как хозяйка дома, одернет Тюру, но та лишь закусила губу и промолчала. Гнев стал волной подниматься в груди Морин. Ладно. Это их дела. Кто такая Морин О’Лири, чтобы путаться в дела семьи Карлайл, Аркона, Макфарлан и черта в ступе? Она пойдет к Марисоль и Кончите, там ее место и там ей легко и хорошо. А эта заносчивая белобрысая красотка пусть выпендривается на всю катушку, охмуряет Джона Карлайла, делает, что хочет. Если у него такие подруги детства, это его проблемы!