Иви Феррари - Медсестра из Райминстера

Старшая сиделка Шортер выпрямилась:

— Что вы сказали?

— Я сказала: мойте сами! Мне осточертело выносить такое отношение к себе. Мне нигде не было так плохо, как в этой палате. Вы постоянно говорите мне, что от меня нет никакого толку! А я, между прочим, живой человек. Я вам не ходячий термометр! — Она залилась слезами. — Работа — это еще не вся жизнь! А вы, похоже, думаете наоборот! Так заберите эту вашу чертову тележку и застерилизуйте ее хоть до смерти — точно так же, как вы простерилизовали свою жизнь от смеха и веселья!

К моему ужасу, в довершение всего она яростно пнула злосчастную тележку изо всех сил, и тележка покатилась на своих резиновых колесиках прямо к Шортер, роняя на пол тарелки.

Буквально через секунду тележка врезалась в Шортер, и она вскрикнула от боли. Я подбежала к Дьюнн, чтобы немного успокоить ее, но она вырвалась и побежала прочь по коридору.

— Вы в порядке, сестра?

— Да, разумеется! Не волнуйтесь!

Бледная и возбужденная, Глен Шортер направилась к телефону, оставив меня убирать осколки и наводить порядок.

Я все же очень переживала за Дьюнн и, как только закончилось мое дежурство, направилась прямиком к ее комнате. Дверь была заперта — это было как бы ответом мне, что она не хочет меня видеть и не откроет. Я по крайней мере испытала облегчение, убедившись, что она не совершила над собой никакого насилия. Я неохотно спустилась на ужин.

Нет надобности говорить, что вся клиника находилась в напряжении, ожидая развязки «восстания» Дьюнн. История эта вызвала множество толков, некоторые были убеждены, что Дьюнн нанесла Шортер тяжелые увечья.

Я закончила работу в пять часов и едва только пришла к себе в комнату, как ко мне вошла Дьюнн. Ее вид заставил меня буквально выпучить глаза. Она выглядела веселой и самоуверенной.

— Мне бы хотелось поговорить с тобой, Дженни, — сказала она. — Ты пыталась проявить ко мне дружеское участие, а я отнеслась к тебе пренебрежительно. Я чувствую, что должна с тобой объясниться.

— Да? — ответила я настороженно.

— Могу я сесть?.. Прежде всего ты должна знать, почему я такая безнадежно плохая медсестра. Понимаешь, всю жизнь я училась тому, чтобы играть на сцене. Единственный театр, где я буду на месте, — тот, где есть подмостки и рампа.

Она улыбнулась моему удивлению и продолжала:

— Отец много времени провел на Востоке, мать оставалась со мной дома и воспитывала меня. Она хотела, чтобы у меня было все самое лучшее, чтобы я занималась всем, чем только можно: танцами, пением, декламацией. Я прекрасно показала себя в школьном театре. Но затем вернулся отец и пришел в ужас, узнав, что я собираюсь сделать сцену своей профессией. Он и слышать об этом не желал. Вместо этого он заставил меня учиться на медсестру. «Один год в палате, и вся эта дурь вылетит у тебя из головы», — сказал он. Только вот не вылетела. Этот год стал для меня сплошным кошмаром, и я знаю, что у меня нет никакой надежды сдать экзамены.

— Думаю, ты права, — сказала я. — И если театр сидит у тебя в крови, заниматься чем-нибудь другим бесполезно.

— Но я все-таки не сдавалась. Я продолжала готовиться в театр, я учила роли в своей комнате…

Она вдруг удивленно смолкла:

— Что с тобой, Kapp?

Я всплеснула руками и расхохоталась.

— О, Эйлин, ты ни за что не догадаешься, что я о тебе думала! — Задыхаясь от смеха, я вытерла глаза. — Я думала, что у тебя крыша поехала, что ты не в себе… ну, говоришь сама с собой, и все такое… Я сейчас психиатрию зубрю, понимаешь…

Я еще не успела закончить свои объяснения, как она тоже начала хохотать.

— А на Шортер я налетела, потому что вчерашний вечер был последней каплей, переполнившей чашу моего терпения, — сказала она. — Позже я, конечно, пожалела об этом срыве.

— А что сказала сестра-хозяйка?

— Я рассказала ей откровенно все, как было. Она меня внимательно выслушала и была очень добра ко мне. Она сказала, что я трачу понапрасну свое время и талант, пытаясь стать медсестрой.

— Вот добрейшая душа, — сказала я. — И что же теперь будет?

— Она напишет отцу. А я буду пробоваться в театральную труппу как актриса основного состава и, может быть, еще в кино. Ты придешь на мою премьеру?

— Спрашиваешь! Попробуй только меня не пригласить! Но как насчет нашего шоу?

— Это железно! Я обещала и сдержу слово, даже если для этого мне придется добираться сюда через всю Англию.

В субботу я приняла приглашение Иуды пойти с ним вечером в джаз-клуб, который располагался на втором этаже «Быка».

Войдя в помещение, я с удивлением оглянулась вокруг.

— Боже мой, да тут вся больница! — воскликнула я.

Мы довольно весело проводили время. Оркестр был превосходен, Иуда был в ударе.

И вдруг за одну секунду беззаботная атмосфера исчезла: в баре неожиданно появились Дэвид Коллендер и сестра Пиннок.

Красочная, звучная музыка моментально превратилась для меня в пустой, бессмысленный звон.

Доктор Коллендер и Пиннок прошли к соседнему столику. Они выглядели счастливыми, много смеялись и явно наслаждались компанией друг друга.

Волна дикой ревности затопила меня. Пиннок смогла сделать Дэйва Коллендера счастливым, а я потерпела полный крах. Со мной он только раздражался и конфликтовал. Короткие вспышки дружелюбия с его стороны были так редки, что скорее оттеняли наши постоянные стычки, чем вселяли в меня какие-то надежды.

И все же это была не просто ревность. Я страдала еще и оттого, что мой кумир пал со своего пьедестала.

Меня злило то, что он открыто показывается в городе с Пиннок. Даже если ей было наплевать на скандальные слухи, он должен был иметь больше здравого смысла, больше осторожности, если учесть его положение.

Дрожа всем телом, я поднялась и взяла свою сумку.

— Пойдем-ка отсюда! — сказала я резко.

— Слыхала новость о докторе Маллене? — остановила меня Дашфорд в коридоре. — Он помолвлен! С сестрой Хэммонд из мужского хирургического!

Я была приятно удивлена. Все часто видели их вместе в последнее время, но Ив Хэммонд была такой скрытной особой, что невозможно было понять, насколько серьезны их отношения. Перспектива настоящего романа в хирургическом была волнующей. Тони Маллен был одним из лучших людей в нашем отделении, и я от души желала им счастья.

Через некоторое время я встретила Хэммонд в лифте. Застенчиво улыбаясь, она показала мне кольцо — это было скромное украшение с несколькими маленькими бриллиантами.

— Мы собираемся пожениться очень скоро, — сказала она. — Тони не хочет ждать.

Я бы никогда не назвала Хэммонд хорошенькой, но в этот момент ее темные глаза излучали сияние, и вся она как-то счастливо преобразилась.

— Что с нами делают мужчины! — усмехнулась я. — Ты только предупреди нас заранее, чтобы мы успели купить вам свадебные подарки!