Иви Феррари - Медсестра из Райминстера

— Если вы имеете в виду тот случай в «Сэйнт Игнасиас», то я знаю. Вы угрожали ему.

Она покачала головой:

— Это было не единственное, чем я удерживала его. Конечно же вы знаете, что собой представляют мужчины. Однажды он полюбил меня, получил, чего желал, и захотел меня оставить. Угроза — это последнее средство, которое у меня оставалось.

Я потеряла дар речи. Сомнения и страхи переполнили меня. Мне показалось, что в ее словах есть смысл. Не было ли это подлинное лицо Дэвида Коллендера?

Мужчина, слишком слабый, чтобы сопротивляться прелестям красивой женщины, даже когда она пыталась разрушить его жизнь? Мужчина, способный солгать для того, чтобы завоевать симпатию молоденькой девушки?

Я почувствовала острую боль в сердце. Эта женщина почти убедила меня.

— Зачем мне лгать вам? — продолжала она. — Я все равно его уже потеряла. Из-за всей этой шумихи в газетах он теперь близко ко мне не подойдет.

Мои руки автоматически разглаживали верхнюю простыню. Разговор утомил Монику, и она произнесла тоскливо:

— Меня ему больше нечего бояться. Доктора говорят, что пройдут месяцы, прежде чем я себя начну чувствовать действительно хорошо. И мне нужно будет продолжить лечение, когда я выйду отсюда.

— Значит, теперь вы не собираетесь приводить вашу угрозу в исполнение? — спросила я.

Она холодно на меня посмотрела:

— Я могла бы стереть его с лица земли еще восемнадцать месяцев назад. Я почти сразу же узнала, что он был неповинен в смерти своего пациента. Заведующий отделением уехал в отпуск за границу сразу после этого. Там он заболел. У него обнаружили опухоль мозга. Именно она была причиной его забывчивости. Все его записи были найдены в полном беспорядке. Записи Дэвида были не единственными пропавшими документами. Знаете, именно из-за этого я впервые приехала в, Райминстер. Я хотела сообщить Дэвиду радостные новости. Но он слишком поспешно объявил мне, что устал от меня и что не хочет меня больше видеть. Вы обвините меня за то, что я ему ничего не сказала? Но это оказался единственный способ, которым я могла его удержать. Я пригрозила ему, что расскажу о том, что на его совести смерть пациента.

Я расправила пододеяльник. Во мне закипал гнев.

— Вы не любили его, — сказала я. — Если бы вы его любили, вы не обрекли бы его на долгие месяцы страданий.

— О, я же не ангел. Но и он — тоже. Он солгал вам. Вам нужно привыкнуть к правде, моя дорогая: он должен на мне жениться.

Я сделала невероятное усилие, чтобы взять себя в руки, и снова стала просто сиделкой.

— Вы разговариваете слишком много, миссис Фрайн. — Я отодвинула ширму и сказала, выходя: — Постарайтесь отдохнуть перед чаем.

Она лежала, глядя в потолок странным отсутствующим взглядом. В конце концов мое дежурство закончилось. Придя в медсестринский корпус, я села на кровать, дрожа всем телом, хотя в комнате было тепло.

Где же правда, спрашивала я себя. Была ли она психически неуравновешенной? Можно ли было положиться на ее слова? Она смотрела мне в глаза так холодно и спокойно… Похоже было, что она говорила правду.

Я должна была признаться, что теперь я доверяла Дэвиду гораздо меньше, чем раньше. Он был мужчиной, всего лишь мужчиной, и к тому же холостым. Красивая женщина предложила ему свою любовь. И если уж он должен был терпеть ее присутствие ради собственного спасения, почему он должен был отказываться от того, чтобы извлечь хоть какое-то преимущество из своего положения?

Даже если он будет продолжать все отрицать, как мне теперь поверить ему? Я могла бы забыть любые предосудительные отношения между ними, но только не его ложь. Я не могла любить лжеца.

С неспокойным сердцем я разделась и легла в кровать. Но сон не приходил ко мне до самого рассвета. Когда я снова поднялась, чтобы идти на дежурство, во мне созрело решение. Я должна покинуть Райминстер. Дэвид Коллендер скоро вернется из отпуска, но теперь в больнице недостаточно будет места для нас обоих.

На следующий день у меня был выходной. Я провела его, бесцельно бродя по магазинам, выпила чаю в гордом одиночестве в кафе при кинотеатре и посмотрела какой-то скучный фильм, в середине которого не выдержала и задремала. Когда я возвращалась в больницу под мелким дождем, я вдруг услышала, как меня окликнули:

— Дженни! Эй, Дженни!

Это был Дэвид. Он махал мне рукой из своей машины, припаркованной на другой стороне улицы. При виде его по моему телу снова пробежала болезненно-приятная волна. Я стояла не двигаясь, не зная, как мне поступить. Затем мои ноги каким-то образом сами повлекли меня через дорогу.

Он улыбнулся мне:

— Какая удача, что я тебя увидел.

— Я не могу говорить с тобой, — сказала я быстро. — Я обещала сестре-хозяйке.

Он нахмурился:

— Значит, они и до тебя добрались? Тебя-то уж они могли бы и не трогать. В любом случае я уже знаю, что Моника пошла на поправку. Значит, теперь все переменилось. Ты что, и дальше позволишь сестре-хозяйке диктовать тебе, что делать?

Он открыл мне дверь.

— Садись, — распорядился он. — Дождь хлещет. Ты, наверное, уже вся вымокла. Мы можем уехать на другой конец города и поговорить там. Я соскучился по тебе, Дженни.

Его взгляд заставил меня сдаться. Я залезла в машину. Мне пришло в голову, что этим я не только не ослушалась сестру-хозяйку, но, наоборот, проявила послушание, ведь я собиралась разорвать нашу дружбу, а не поддерживать ее.

— Я тоже хочу поговорить, — сказала я. — Но тебе это вряд ли понравится.

Он быстро взглянул на меня, но ничего не сказал до тех пор, пока мы не выехали из города на одинокую просеку, ведущую к поросшим вереском торфяникам.

Здесь он остановился.

— Ну, так в чем дело? — спросил он.

— Я разговаривала с Моникой, — сказала я. — Она теперь лежит в нашей палате.

— А… Я начинаю понимать, — сказал он отрывисто. — Продолжай.

— Прежде всего у меня есть для тебя новость.

Я рассказала ему, что случилось с его шефом в «Сэйнт Игнасиас».

— Видишь, тебе теперь нечего ее бояться.

Он достал сигарету и сказал устало:

— Помню время, когда я готов был джигу станцевать, только бы это услышать. Теперь же это для меня ничто по сравнению с тем, что она уже успела сделать. Похоже, я опять ей проиграл. Она сумела отравить твое сознание, настроить тебя против меня, не так ли? Это просто очевидно.

— Не знаю, как насчет отравления, — сказала я дрогнувшим голосом. — Правильнее сказать, она открыла мне глаза.

— Думаю, ты объяснишься?

Я объяснилась, запинаясь и чувствуя себя абсолютно беспомощно. Либо он сейчас подтвердит, что все сказанное правда, либо будет все отрицать. А как мне теперь поверить, что его отрицания правдивы?

Когда я закончила, он таким яростным движением загасил свою сигарету, что я испугалась.