Гленда Сандерс - Свободная любовь

— У тебя юридические проблемы? — спросил Майк.

Скотт перевел взгляд на лицо своего лучшего друга. Когда-нибудь ему придется кому-то рассказать. Почему бы не его лучшему другу? И почему бы не сейчас?

— Дори беременна.

— Боже, — произнес Майк. — Когда... давно ты это узнал?

— Со Дня Благодарения. Майк присвистнул и сказал:

— Неудивительно, что ты извивался как уж на сковородке, пытаясь найти какую-нибудь причину, чтобы не жениться на Дори.

— Мы с Дори не хотим жениться.

— Ты в последнее время спрашивал об этом у Дори?

— Я предложил ей пожениться, как только она сообщила мне об этом.

— Бьюсь об заклад, ты поразил ее, осыпав розами.

Сарказм Майка был неприятен ему. Отступничество его друга было жестоким ударом. Скотту казалось, что весь мир ополчился против него, чтобы заставить его почувствовать себя подлецом.

— Если тебе есть что сказать, говори начистоту, — бросил он с вызовом Майку.

— Хорошо, я скажу. Ты мне близок, словно брат, и поэтому я поговорю с тобой, как с родным братом. Ты, может быть, гений, когда дело касается математики, но ты идиот в твоих отношениях с Дори.

— Ты знаешь, как обстоят дела между Дори и мной. Но ребенок... он меняет то, что было таким совершенным! Вот почему я был у Сиднея-крючкотвора: чтобы обеспечить поддержку ребенку и гарантировать «совместную родительскую ответственность».

— Но ты не собираешься жениться на ней.

— Если мне захочется, чтобы меня пилили, я женюсь на Дори, вместо того чтобы выслушивать тебя.

— Кому-то необходимо пилить тебя. Дори не будет это делать. Она слишком любит тебя, но ты слеп, как крот, и не видишь этого.

— Думаю, тебя это не касается.

— Ты мой лучший друг. А Дори... скажем так: я считаю Дори очаровательной, особенной леди, и мне больно видеть, что ты обращаешься с ней как подонок.

— Будь добр, уйди из моего офиса, прежде чем наша дружба, не говоря уже о нашем партнерстве, разлетится к чертям собачьим.

— Нет, — заявил Майк. — Я не уйду, пока не выскажу все, что думаю. Я слишком долго сдерживался.

— Ну, если так, валяй! — разрешил Скотт, скрестив руки на груди и воинственно глядя на Майка.

— Тебе давным-давно следовало жениться на ней, — продолжал Майк. — Если бы я был ее братом, а не твоим лучшим другом, я бы сделал из тебя отбивную, пытаясь вправить тебе мозги в том, что касается ее.

— Ты говоришь как старый добрый папаша.

— Порядочность еще не вышла из моды, — заявил Майк. — Чего, черт побери, ты ждешь?

— Ты знаешь мое отношение к браку. Майк медленно покачал головой.

— Ну ты и фрукт! Для гения ты ведешь себя как откровенный идиот. Ты еще долго собираешься наказывать Дори за то недоразумение, в которое твои родители превратили свои жизни?

— Ты говоришь не по существу. И ты не прав.

— Не прав? Скажи мне, какие браки ты наблюдал вблизи, которые не были бы катастрофой?

— Твой.

— Да. Мой. И ты не можешь примириться с тем, что я счастлив в браке.

Скотт взглянул Майку прямо в лицо.

— Ты мой лучший друг. Я счастлив, что ты и Сьюзен...

— Тебе не нравится, что Сьюзен и я счастливы, потому что мы начисто опровергаем твою теорию — «нет такой вещи, как счастливый брак». —

Голос Майка звучал обвиняюще.

— Мы нервируем тебя.

— Нервируете?

— Да. Потому что, если это случилось с нами, это может случиться с тобой и Дори. И это чертовски тебя пугает. Почему ты так отчаянно сопротивляешься? Почему бы тебе не признать, что ты хочешь жениться на ней?

— Потому... — Скотт запнулся, потом в отчаянии начал снова: — Я не...

— Не любишь ее? — бросил вызов Майк.

— Ты знаешь, я люблю Дори!

— Тогда тебе не нравится быть с ней?

— Я люблю быть с Дори. Я просто не хочу, чтобы каждый вечер в шесть начиналось представление по королевскому указу.

— Что это значит, Скотт? У тебя есть более важные дела? Что может быть важнее Дори, Скотт? Вечеринки? Просмотр футбольных матчей на большом экране в баре? У тебя есть подружка-студентка, с которой ты где-нибудь прячешься?

— Что это? Допрос? Ты знаешь, что у меня с Дори все серьезно. Я ни разу не изменил ей.

— Ты ее любишь. Тебя не интересуют другие женщины. В чем твое главное возражение против того, чтобы жениться, как нормальные люди?

— Я боюсь все разрушить! — воскликнул Скотт. — Сейчас мы вместе, потому что мы так решили.

Майк медленно покачал головой.

— Ты самый упрямый и самый эгоистичный пень, какого мне довелось иметь в качестве друга. И самый слепой.

На скуле Скотта, пытающегося скрыть свой гнев, задергался мускул.

— Спасибо, приятель.

— Мне обидно видеть, как ты разрушаешь все, приятель. Ты по уши влюблен в Дори и можешь потерять ее из-за простого упрямства.

Сердитое выражение лица Скотта постепенно смягчилось.

— Может, ты и не думаешь, что брак столь же важен, как и свобода. Может быть, клочок бумаги, называемый свидетельством о браке, ничего не значит для тебя. Возможно, до недавнего времени он ничего не значил и для Дори. Но позволь мне кое-что сказать тебе, друг. Сейчас его отсутствие будет значить все для Дори и ребенка, которого она носит. Тебе следует подумать об этом, приятель.

Наступила тяжелая, гнетущая тишина.

— Ты думаешь об этом, не правда ли? — настаивал Майк. — Ты думал об этом, и это разрывает тебя на части, потому что твоя гордость мешает тебе.

— Да, — горько заметил Скотт, вспоминая спор, который был у них с Дори по поводу его мужского самолюбия. — Моя дурацкая гордость.

— Подумай вот о чем: новорожденному ничего не нужно, лишь бы его следующая бутылочка была дана ему вовремя. Но новорожденный вырастет в ребенка, и ребенок будет смотреть на Дори и спрашивать: «Мама, почему папа не живет с нами, как другие папы?» И Дори начнет думать, что малышу нужен отец, и может начать поиски папы для своего ребенка.

— Что, черт побери, это значит?

— Это человеческая природа, Скотт. Дори достаточно умна, чтобы одной воспитать дюжину ребятишек, но это не означает, что ей этого хочется. И зачем ей это делать? Она умна, привлекательна и вызывает симпатию — зачем ей растить детей одной? Что бы ни говорили о нехватке мужчин, полно таких, которые с радостью ухватятся за возможность осесть с женщиной, обладающей достоинствами Дори.

Скотт испытывал отвращение к себе. Он снова был маленьким мальчиком и спрашивал у матери, не умер ли его отец, удивляясь, почему папа ушел. Боль скрутила его внутренности, и у него перехватило дыхание. И по пятам этой древней боли следовал осмысленный страх человека, который любит женщину и над которым нависла угроза потерять ее.

Майк заметил с чувством сострадания:

— Это грустно, Скотт. Вот ты сидишь здесь, мысленно коря себя, потому что ты любишь ее и хочешь провести с ней свою жизнь. Просто ты настолько помешан на свободе выбора и так слеп, что не можешь понять, что в своем сердце ты уже давно женат на Дори.