Никола Марш - Сказка со счастливым концом

— Замечательно.

Кариcса кивнула. Она очень гордилась своей преуспевающей сестрой.

— Да, она замечательная.

— Должно быть, это семейная черта, — проговорил Бруди, глядя на нее тающими шоколадными глазами.

— Спасибо. На Пасху вы видели Тани. Она иллюстратор детских книг.

— Похоже, вы все трое талантливы. Что привело вас к решению открыть ярмарочную лавку для детей?

— С тех пор как себя помню, мне нравилось делать кукол. Это помогало справляться с мрачной реальностью. И потом, когда получила диплом по маркетингу в университете, я использовала деньги, которые наши НАСТОЯЩИЕ родители оставили нам, и купила лавку.

— Вы пережили тяжелое время в приемной семье?

— Это страшное преуменьшение. — Горечь переполняла ее. Как всегда при мысли о Роне и Бетти Лавелл. — Давайте не будем об этом говорить. Лучше расскажите мне историю Бруди Эллиота.

Взор его потух.

— Что вы хотите знать?

Можно ли заставить его говорить о Джеки? Сделав укрепляющий глоток вина, она шагнула в опасную зону:

— Расскажите о вашей жене.

— Это легко. Я убил ее.

Бруди наблюдал, как от шока расширились выразительные глаза Кариссы. Она подалась вперед, словно подталкивая его продолжать.

— Джеки погибла, столкнувшись с машиной подонка, ехавшего с большим превышением скорости.

— Но в этом нет вашей вины!

— Ошибаетесь! Всего за несколько месяцев до аварии, я задержал парня, который меньше чем через полгода убил ее. И знаете, что я сделал? Отпустил этого подонка! Даже не устроил ему головомойку. Я сделал ему устное предупреждение, которое подействовало на юного панка точно шлепок по руке. И вы хотите знать, почему?

Кариcса молча смотрела на него. Красивое лицо выражало жалость.

— Продолжайте, — мягко проговорила она. Пальцы разглаживали салфетку, лежавшую перед ней.

— Это ничтожество напомнило мне, каким я был в его возрасте. Десять лет назад я был таким же дерзким, нахальным, королем мира. Полностью непобедимым. Особенно за рулем своего «форда». И вместо того, чтобы посадить, я его отпустил. — Бруди пожал плечами и отвел взгляд. Ему не хотелось видеть, как в ее глазах жалость сменится отвращением. Фактически в тот вечер он подписал жене смертный приговор. И оставил Молли без матери...

— Все равно это не ваша вина. — Она сжала ему руку. — Бруди, посмотрите на меня.

Наконец он встретился с ней взглядом. И увидел в ее глазах слезы. Они сразили его сильнее, чем, если бы она объявила, что ненавидит его.

— Бруди, у вас удивительная дочь. Она любит вас, она нуждается в вас, а это чего-то стоит. Вы не можете изменить прошлое, как бы вы ни хотели...

— Но тогда я мог что-то сделать, вы не понимаете? — Боль исказила его лицо. — Я легкомысленно воспринял поступок того парня, потому что увидел только то, что хотел видеть. Позволил своему личному суждению повлиять на мой долг полицейского. Клянусь, я никогда прежде этого не делал. И это дорого мне обошлось.

— Поэтому вы оставили службу?

— Я оставил службу только в прошлом году. Работал в полиции еще три года после смерти Джеки. Мне хотелось заставить плохих парней заплатить за то, что они делают. И проследить, чтобы мерзкий панк получил то, что заслужил.

— Он в тюрьме?

Бруди кивнул.

— Но от этого мне не стало легче. Парень получил несколько лет за убийство по неосторожности. А я получил пожизненное заключение.

— Так не должно быть, — пробормотала Кариcса и потянулась к его щеке. Она пробежала пальцами вокруг рта, стараясь разгладить морщины скорби.

От прикосновений Кариссы он затих. Чувство вины за смерть Джеки сменилось другой формой вины: за запрещенное наслаждение, которое он получал под нежными пальцами Кариссы. Она, должно быть, заметила перемену в его глазах, потому что опустила руку и принялась снова играть салфеткой. Безумие, но ему не хватало ее прикосновений!

— Это единственный путь, какой я знаю, — проговорил он. И как ни печально, это была правда. Чувство вины за смерть Джеки изменило его безвозвратно.

— Пришло время перемен. — Она встала, взяла его за руку и заставила встать тоже. — С этого момента, Бруди Эллиот, вы будете смотреть на жизнь совсем с другой позиции. Нет жалости к себе. Нет проклятиям. Судьба переменчивая особа, никому не дано контролировать ее. Даже такому большому и сильному парню, как вы. Сейчас мы отметим этот момент перемен. И будем делать что-то такое, чего вы, наверное, давно не делали.

— Что же? — Он стоял близко к ней, погруженный в нежный аромат ее духов. Так много вещей он давно не делал!

— Пойдемте танцевать.

— Танцевать? — Ноги механически последовали за ней на открытую террасу, где традиционный джаз играл томные баллады. Но Бруди не слышал музыки — все его внимание полностью сосредоточилось на Кариссе.

— Да, танцевать. Это поможет вам просветлеть. Снова начать жить. — Она устроилась в его руках так, будто была создана для него.

Испытывая неловкость, он крепче прижимал ее к себе, пытаясь расслабиться и покачиваясь в такт музыке.

— Вы хорошо танцуете, Эллиот. Правда хорошо, — пробормотала Кариcса, положив голову ему на грудь и закинув руки на шею.

Она совершенно растворилась в нем. Груди упирались в его грудь. Бедра умещались в его бедрах. И когда мягкие звуки саксофона поплыли в ночном воздухе, он что-то ощутил.

Это «что-то» была надежда.

Кариcса терпеть не могла, когда кого-то обижали. Она всю жизнь не жалела эмоций для утешения других. И сейчас не могла спокойно сидеть и позволять Бруди заниматься самоедством.

Минутой назад ее главной задачей было отвлечь его от мрачных мыслей. Но когда она оказалась в сильных руках Бруди, у нее мелькнула мысль, мудро ли так вести себя.

Быть друзьями хорошо. Друзья поддерживают друг друга, делятся секретами, опираются друг на друга в случае необходимости. Но теперь их тела слились в танце, пахнущий лесом лосьон после бритья будоражит ее чувства и у нее мелькают решительно недружеские мысли.

— Вы всегда видите в людях хорошее? — прошептал он ей в ухо. Его дыхание нежно щекотало ей кожу, и от этого мурашки забегали по всему телу.

— Я стараюсь, — пробормотала Кариcса. Она боялась пошевелить головой, чтобы лицо не оказалось слишком близко к его лицу. — Это может показаться банальным, вы припишете это особенностям моей работы, но мир может стать волшебным, если вы смотрите на него под правильным углом.

— Волшебным, да? — По блеску в глазах Бруди она решила, что его мысли побежали по той же тропинке, что и ее.

— Да, волшебным, — прошептала она, и первое искушающее прикосновение его губ укрепило ее убеждение, что вокруг волшебный мир.

Его рот завладел ее губами с медленным, нежным мастерством. Конечно, ее и раньше целовали мужчины. Но так, как Бруди, никогда. С каждым поцелуем, он углублял свое проникновение, каждым нежным покусыванием нижней губы вызывал ее на ответную ласку. И она отвечала. Ее губы льнули к его рту, молили о большем, разрешали серию медленных, вызывавших дрожь поцелуев, которые проникали прямо ей в душу и утоляли потребность в нем. Потребность, которую она решила игнорировать во имя дружбы.