Бетти Нилс - В огне страсти

— Уходите! — сказала она и попыталась вырваться.

Он еще крепче сжал ей плечо.

— Так мы закончим наш разговор? — мягко спросил Макс. — Насколько я помню, он достиг кульминационной точки, когда вы вдруг узрели возможность бежать.

— Прошу, отпустите меня — вы же сами сказали, что нам больше не о чем говорить, — собрав все силы, ответила она и с отчаянием прибавила: — Я опоздаю на самолет.

— Ну это уж наверняка, — согласился Макс и довольно резко затолкнул ее в зал, где проводились больничные собрания, заседания и тому подобные мероприятия. В центре его стоял громадный длинный стол, а вдоль стен — множество стульев. Отступая назад, Софи почувствовала, что наткнулась спиной на край стола. Словно загипнотизированная, она стояла и наблюдала за тем, как Макс захлопнул и запер дверь, потом подошел к столу и положил на него ключи.

— Вы можете открыть дверь и уйти, когда захотите, — спокойно сказал он. Потом он взял ее руки и стянул с них перчатки, затем расстегнул ей пальто и снял шапочку, аккуратно положив на стол. Софи с трудом понимала, что он делает. Когда до нее все-таки это дошло, у нее уже не было сил протестовать. Она подняла голову и увидела его спокойный пристальный взгляд. Но перед ней уже стоял не Макс, а профессор Ионхер Максимилиан ван Остервельд. Холодным менторским голосом он спросил у нее:

— Почему же вы ждали до самого последнего момента?

Софи не стала делать вид, что не понимает его.

— Это не так. Я не нарочно. Сегодня ко мне приходила Тинеке. После ее визита я пыталась писать вам, но у меня ничего… У меня ничего не получилось… — Она сделала паузу. — Тогда я решила прийти к вам сама, в противном случае это было бы малодушием. Я знаю, вы больше никогда мне не поверите, но вы все-таки должны понять, что я не могла не сказать вам этого. — Софи принялась застегивать пальто. — А теперь я должна идти, что бы вы ни говорили. — Она старалась, чтобы голос ее звучал ровно.

Софи не смотрела на Макса, хотя страстно и отчаянно порывалась сделать это. Но стоило ему каким-то невероятно нежным голосом сказать: «Посмотри на меня, София», как она немедленно подняла голову и, встретившись с ним взглядом, затаила дыхание, тотчас подпав под его чары.

— София, это была не моя тайна, — сказал он, не пытаясь прикоснуться к ней, хотя ей казалось, что он вот-вот обнимет ее. — Вплоть до вчерашнего вечера, но вы ушли. — Он улыбнулся так нежно, что Софи почувствовала, как сладко забилось ее сердце. Он взял ее руку, все еще теребившую пуговицу на пальто, и, смеясь, сказал: — Ты думаешь, я могу сделать тебе предложение за те пять минут, которые у меня остались, любимая?

Макс подошел к телефону в дальнем углу зала, и Софи услышала, как он четко сказал в трубку, что задержится на пять минут. Потом он связался с Хансом и попросил его позаботиться о такси для нее и багаже. Подойдя к Софи, Макс все еще улыбался. Он обнял ее. Его объятия подарили Софи ощущение любви, безопасности, успокоения — короче, всего того, о чем только можно мечтать. Счастливая, она стояла в волшебном кольце, в которое он ее заключил, а когда он нежно прикоснулся к ее губам, она поняла, что ее мечты о счастье перестали быть мечтами. Когда он отпустил ее, она прошептала:

— Макс, ах, Макс. — И очаровательно улыбнулась. Он поцеловал ее снова, на этот раз еще более нежно.

— София, я люблю тебя. Я люблю тебя с тех пор, как впервые увидел, как ты приближаешься ко мне, переходя дорогу. — Его ясные голубые глаза смотрели в ее глаза. — Выходи за меня замуж, дорогая. Мы поедем в Англию — там это можно сделать быстро. Ведь мы потеряли столько времени!..

Софи поднялась на цыпочки и поцеловала его.

— Я выйду за тебя замуж так скоро, как ты этого захочешь, Макс. — Она запнулась от смущения и прибавила: — Дорогой. — Она покраснела, и Макс опять поцеловал ее, не давая ей отдышаться.

— Любовь моя, подожди меня здесь минут пятнадцать — двадцать, хорошо?

Он сжал ее голову в своих руках, и она, заглянув в его глаза, увидела, сколько в них любви. Прошло немало времени, прежде чем он отпустил Софи и быстро направился к двери, оставляя ее наедине со своими мечтами. Вскоре в дверь кто-то постучал. Ключи все еще лежали на столе. Она взяла их, подумав, кто бы это мог быть. Это оказался Ханс, который был похож на заговорщика. В руках он держал поднос с чаем.

— Профессор ван Остервельд позвонил мне и попросил, чтобы я приготовил вам английский чай.

Его доброе лицо расплылось в улыбке. Поставив поднос на стол и с достоинством приняв от Софи благодарность, он исчез. В этот момент Софи поняла, что чашечка чаю и тост — именно то, что ей сейчас нужно, ведь прошло уже несколько часов, как она позавтракала, а ленча не было вовсе. Она выпила чай и съела тост. Такая чуткость Макса, подумалось ей, предвестник неплохого будущего. Подкрепившись, Софи достала из сумочки крошечное зеркальце и принялась приводить в порядок лицо. Потом она развязала свои волосы, чтобы причесаться. За этим занятием ее и застал вернувшийся Макс — он был в пальто, в руках держал пухлый портфель. Он положил портфель на стол и подошел к Софи.

— Мне давно хотелось узнать, как выглядят твои волосы, когда они распущены. Искушение освободить их от этих шпилек, поверь, подчас было очень велико.

Софи аккуратно собрала волосы в толстый пучок и молниеносно точно подоткнула его шпильками.

— Чай был превосходным! Спасибо тебе за то, что подумал о такой мелочи.

Он подошел к стулу, на котором лежало ее пальто.

— Дорогая моя, всю оставшуюся жизнь я потрачу на то, чтобы делать тебя счастливой.

Они улыбнулись друг другу.

— И я тоже, Макс, дорогой.

Она надела шапочку и спросила:

— Макс, я даже не знаю, куда сейчас направляюсь…

Он помог ей надеть пальто и повернул к себе, чтобы застегнуть пуговицы.

— Ты направляешься в Хайз Остервельд, дорогая. А пока мы не уедем в Англию, чтобы пожениться, за нами будет присматривать бабушка.

Пройдя коридором через всю больницу, они подошли к парадной двери. Вдруг откуда ни возьмись появился Ханс и лукаво пожелал им доброго пути. Пробило только четыре часа, но сумерки уже начали сгущаться. По небу плыли свинцовые облака, подгоняемые сильным ветром. Макс быстро подвел Софи к «роллсу» и, когда она села в машину, нагнулся к ней и крепко поцеловал.

Улицы были почти пустыми: во-первых, погода совсем не располагала к увеселительным поездкам, а во-вторых, еще не наступил час пик. Макс неторопливо вел машину вдоль берега реки. Вода в реке, покрытая беспокойной рябью, была бледно-стального цвета из-за отражавшегося в ней темного и мрачного неба; многочисленные маленькие домики вдали неясно вырисовывались на фоне неприветливого осеннего пейзажа. Ухоженные деревья, по милости ноябрьского ветра, словно душевнобольные, нервно раскачивались из стороны в сторону. Короткая поездка показалась влюбленным еще короче — они так много должны были сказать друг другу. Но стоило им подъехать к высоким воротам, как оба замолкли. Их взору предстал Хайз Остервельд, серый камень которого сливался с серостью дня. В его окнах горел свет, а на крыльце, в сиянии, исходящем из открытой парадной двери дома, стоял поджидавший их Годен. Макс остановил машину.