Морин Чайлд - Всё получится!

Как будто почувствовав на себе его взгляд, Нора повернула голову, их глаза встретились, и Майк понял, что он в ловушке. Нора встала, наклонилась, погладила Эмили по головке, снова выпрямилась и прошла по комнате.

Остановилась она только возле остывшего уже камина. На каминной полке стояли фотографии в рамках, в основном снимки Эмили, но было и несколько других.

– Это твои родители? – спросила она, не оборачиваясь.

– Да, – отозвался Майк, отступая от нее футов на пять. – Они живут на севере, недалеко от Рено.

– Да, отсюда-то неблизко. – Пальцы Норы скользнули по дубовой каминной доске к следующей фотографии. – А это кто?

– Моя сестра. – Майк снова засунул руки в карманы джинсов. – Она с семьей живет в Монтане.

– Далеко вы разбежались.

– Так уж получилось.

Родные Майка никогда не были близки между собой. Они навещали друг друга, перезванивались, обменивались электронными письмами, но тесных связей не было.

– Жалко, – проговорила Нора очень тихо и задумчиво. – Я от своих родных иногда на стенку лезу, но не могу себе представить, что их нет рядом.

– У меня есть Эмили.

– Тебе ее хватает?

– Она для меня – все.

Только теперь Нора повернулась к нему – в глазах у нее стояли слезы. Этого он никак не ожидал. Он шагнул к ней и остановился в растерянности, не зная, что делать дальше: слезы всегда обезоруживали его.

Она вытерла щеки обеими ладонями, шмыгнула носом и судорожно вздохнула, словно утопающая, потом опустила голову, слабо улыбнулась и повторила:

– Она для тебя все, это ясно, стоит увидеть вас вместе. – Она еще раз глубоко вздохнула и добавила: – Знаешь, я завидую вам.

И что он должен на это сказать? Спасибо?

Но Нора не дала ему времени обдумать ответ, она заговорила снова, слова рвались наружу, сливаясь в поток. Майк вслушивался, стараясь ничего не пропустить.

– Я смотрела на вас: ты всегда добрый, мягкий, всегда находишь нужные слова. И ты не боишься. И сегодня ты не волновался. Я видела твои глаза. – Она указала на него пальцем, словно обвиняя его в чудовищном преступлении. – Ты не волновался. Ты не был безучастен, но ты не волновался. А я перепугалась, не знала, что мне делать. У нее поднялась температура в считанные минуты, ни с того ни с сего, и... – Она всплеснула руками и беспомощно опустила их. – Если бы ты вовремя не вошел, я бы опрометью помчалась за тобой. Я была в панике, мне стало плохо. Я не преувеличиваю. Если я сама заболею, то приму аспирин и лягу в постель, но когда я увидела, как Эмили плачет, как она раскраснелась, какие у нее стеклянные глаза... – Нора содрогнулась, вспомнив. – Это было ужасно. Я была перепугана, потеряла рассудок. Как тебе удается реагировать так спокойно? Как ты можешь смотреть на ребенка, который только что был совершенно здоров и вдруг...

– Нора...

Во что бы то ни стало нужно прекратить ее излияния. По щекам у нее опять потекли слезы, выдавая ее ничем не оправданное раскаяние.

– Боже, – прошептала она, голос прозвучал как хрипловатое эхо ее обычного голоса. – Я не имею права хотеть свою семью, иметь собственных детей. Если я так теряюсь, что я смогла бы для них сделать? Ну, например, кто-нибудь из них упал бы и поранился... Я, наверное, упала бы в обморок при виде крови. Или просто села бы на пол и разревелась вместе с ребенком, только и всего. – Она провела рукой по волосам. – Я ничего хорошего не могу сделать, когда другому плохо.

– Ерунда.

– Что?

Она вскинула голову, и их взгляды встретились.

Сердце у Майка сжалось при виде заплаканного лица, несчастных глаз. Больше он не мог выносить все это. Сделав три широких шага, он оказался рядом с ней, взял ее за плечи, легко тряхнул и заглянул ей в глаза.

Он почувствовал, как дрожь пронизала ее и передалась ему. Она так близко, глаза у нее голубые как море – и такие же бездонные. Нора закусила нижнюю губу в тщетной попытке сдержать слезы, она прерывисто и тяжело дышала.

Майк крепче сжал ей плечи.

– Нора, это же ерунда, от начала до конца. – Он мотнул головой. – По крайней мере, то, что я понял. Ты так быстро говорила, что я не все уловил.

Губы ее тронула робкая улыбка и тут же исчезла.

– Мама всегда повторяет, что, когда я нервничаю, она не может разобрать ни слова из того, что я говорю.

– Я ее понимаю, – сказал Майк. – Короче, ты обвиняешь себя за то, что испугалась.

– Конечно.

Она попыталась освободиться из его объятий, но у такого слабого существа, как Нора, не было шанса ускользнуть от Майка, если он не хотел отпускать. А он не хотел, видит Бог.

– Ты не испугалась, ты позаботилась о ней. Ты ей читала, все ту же сказку, снова и снова, пока я не начал рвать на себе волосы.

Он улыбнулся, и наградой ему была такая же улыбка.

– Это неправда, – ответила она, прижимаясь к нему, – Эмили успела мне рассказать, что ты каждый вечер читаешь ей эту сказку.

– Нет, – возразил Майк, наслаждаясь ощущением ее тела, – я рассказываю. Я эту сказку давным-давно выучил наизусть.

Нора засмеялась – тихо, неуверенно, но Майк слышал ее смех.

Он окинул взглядом ее лицо, волосы, опять заглянул ей в глаза. Такие глубокие, такие голубые, такие... невинные. О, никогда бы он не поверил, что на свете в двадцать первом веке существуют невинные девушки в возрасте старше пятнадцати. Но одна из них – перед ним.

И он обнимает ее, проводит большими пальцами по открытым плечам, чувствует гладкость кожи, и внутри у него разгорается пламя, его тело вытягивается в струнку, становится трудно дышать.

Но он же прикасается к ней не ради собственного удовольствия, надо думать, он ее утешает. Майк велел телу успокоиться и вернулся к непосредственному предмету разговора:

– У детей болезни развиваются быстро и, как правило, так же быстро проходят. – Он растерянно пожал плечами. – В девяти случаях из десяти нужно только присматривать за ними, делать так, чтобы им было уютно. – Он опустил глаза и наклонил голову, чтобы заглянуть ей в лицо. – Читать им. – (Нора снова улыбнулась.) – И у тебя получилось как надо.

Нора глубоко втянула воздух, затем сдула челку со лба.

– Если ты врешь, чтобы меня успокоить, – проговорила она, – то тебе это удалось.

Губы у него скривились.

– Я не вру.

Нора вгляделась ему в лицо, словно стараясь прочитать на нем правду. Должно быть, то, что она увидела, убедило ее – она кивнула и прошептала:

– Спасибо.

– Не за что.

Он опять погладил ее по плечам, и ее пронзила дрожь, которая отозвалась в нем. Тогда он намеренно ослабил объятия и приказал себе отойти на шаг. Слишком они близки, вдвоем в слабо освещенной комнате. В открытые окна на потертые коврики и деревянные половицы льется лунный свет, под единственной горящей лампой лежит золотистый круг.