Джоанна Бак - Дочь Лебедя

Но я твердо решила, что буду жить с Джулией и твердила своим друзьям в Париже, что все сделанное мною ранее не имело никакого значения. Я твердо решила уехать и даже перестала встречаться с Филиппом. Мне кажется, что он вздохнул с облегчением. Он только начинал свою карьеру, и ему следовало вести себя пристойно. Я сказала Жану, что буду с ним встречаться в каждый свой приезд в Париж.

В начале января, за месяц до переезда в Лондон, я проводила уик-энд с Джулией. Она повесила новые занавески в мою комнату, а постель была застелена новым стеганым одеялом.

— Точь-в-точь как у меня, оно тебе так нравилось, — сказала Джулия.

На моем столе лежали книги некоего автора по имени Гомбрич. Они как бы предсказывали, что впереди у меня будет много трудной работы. Я сомневалась — может, мне лучше просто работать в магазине. Джулия пришла в ужас.

— Ты приедешь сюда не для того, чтобы проводить жизнь впустую. Да, и не забудь привезти рецепт супа, который готовит Нгуен, запиши все подробно.

Я была счастлива и чувствовала себя совсем как дома. В своем новом положении я становилась почти коренным жителем Лондона, отец и Мишель казались мне немного жалкими и совсем иными. Я легко могла расстаться с ними.

— Ты знаешь, — сказала мне позже Джулия, когда мы обедали у нее на кухне, — все, о чем ты мечтаешь, может исполниться.

— Правда?

У нее была довольная улыбка и мечтательные глаза.

— Правда, правда. Только иногда этого приходится слишком долго ждать.

Она дала мне список вещей, которые она хотела, чтобы я привезла из Парижа: большую бутыль духов от Герлена, льняные наволочки из магазинов на Рю дю Бак, ожерелье, за которое она уже заплатила, но оставила починить замочек в магазине, недалеко от отцовского магазинчика, на Рю Джекоб, и бледно-бирюзовые колготки.

— Их можно купить только в Париже, — сказала Джулия. — Ты мне их вышли сразу…

Когда я начала упаковывать вещи, отец позвал меня в гостиную и положил мне руку на плечо, словно посвящал меня в рыцари.

— Когда-нибудь ты станешь очень богатой женщиной, — сказал он.

Мне стало неприятно от его прикосновения. Слово «богатый» всегда напоминало мне о моей бабке Оливии. Я не желала становиться такой же толстой, как она. Я покачала головой и сказала:

— Нет!

— Я просто так сказал тебе об этом, — продолжал отец, почти по слогам выговаривая слова. — Потому что ты будешь встречаться с разными мужчинами, и мне бы не хотелось, чтобы ты увлеклась первым попавшимся охотником за богатством, которого ты можешь встретить.

— Джулия не позволит, чтобы случилось, — ответила я. — Она все знает и планирует заранее, а я не хочу иметь богатого мужа.

Я хотела позвонить Джулии и рассказать ей о нашем разговоре и не сделала этого, потому что так и не отослала ей колготки.

А на следующий день, за неделю до того, как я должна была приехать в Лондон, Джулия погибла в автомобильной катастрофе!

Я занималась упаковкой вещей в своей комнате. Кругом лежали кипы того, что я возьму с собой и что останется в Париже. Как только я проснулась, меня начало подташнивать и бросать в холодный пот, как после хорошей пьянки. Мой отец зашел ко мне, посмотрел на все это барахло и сказал:

— Теперь у тебя будет совершенно иная жизнь.

Отец даже прослезился. Нам обоим было так тяжело. Я пыталась решить, сколько свитеров мне брать с собой, что я смогу позаимствовать у Джулии и что она мне может купить, когда я буду жить с ней. У меня был список того, что она заказала мне: большую бутылку духов от Герлена, наволочки из магазина на Рю дю Бак и уже оплаченное ожерелье.

Я услышала, как раздался телефонный звонок, и кто-то взял трубку. Вдруг раздался сдавленный крик. Я подумала, что что-то разбилось или же упала статуэтка, и позвала Нгуена.

В дверях появился Мишель. У него было окаменелое лицо.

Он еле произнес:

— Джулия умерла.

Я вскочила и ударила его. Он обнял меня и сказал:

— Прости…

Я оттолкнула его и побежала в гостиную. Отец сидел на диване и не двигался. Он обхватил голову руками, опершись локтями на колени. Я села рядом. Перед нами как бы зияла открытая рана.

— Как? — наконец спросила я.

— Автокатастрофа, — ответил отец, обняв меня. Я положила голову ему на плечо и чувствовала, что он обнимал ее, а не меня, а я обнимала ее, а не его. Мы оба плакали.

Мишель принес два бокала бренди.

Потом он позвонил, чтобы зарезервировать билеты на самолет. Мы вылетали в восемь утра. Отец весь вечер пытался дозвониться до Тревора Блейка: катастрофа произошла рядом с его домом. Это он сообщил нам о ней.

Отец и Мишель не хотели оставаться в доме Джулии, я могла бы остаться там одна, но не сделала этого. Когда такси проехало мимо поворота Гайд-Парка по дороге в гостиницу, я задрожала. Отец нежно сжал мою руку. Мы уже ехали вниз по Гросвенор-Плейс, такси проезжало Холкин-стрит и Чепел-стрит, мимо кирпичных домов с белыми крылечками и ярко окрашенными дверями. Шофер два раза притормаживал, сначала последовал громкий гудок и потом резкий толчок. У меня в руках была зажата пятифунтовая банкнота, и я должна была заплатить за такси.

Мне бы следовало поехать к ней домой. В свои двадцать лет я не верила в привидения, но была так испугана…

Я раньше никогда не останавливалась в гостинице в Лондоне. Мы жили на этот раз в гостинице, которая имела круглый внутренний двор и была похожа на больницу. Управляющий гостиницы подошел к нам и сказал:

— Мистер Эллис, я так сожалею по поводу гибели вашей сестры.

Я вспомнила, что Джулия меняла здесь чеки во время уик-эндов. Все были так внимательны к нам.

В номер пришел человек из полиции: машина шла со скоростью шестьдесят пять миль в час, утром двадцать седьмого января, и находилась в семидесяти трех милях от Лондона, на пересечении Тадденхем-роуд и А12, правая сторона машины была полностью разбита.

— Весьма странно, что пострадал именно водитель, так бывает крайне редко, — добавил он. Потом отец отправился опознавать тело Джулии, ведь он был ее самым близким родственником.

Тревор Блейк и некоторые друзья Джулии решили, что стоит ограничиться квакерской панихидой. Они, наверное, спрашивали отца, что он думает по этому поводу, но мне он сказал:

— Ее друзья решили поступить именно так, и как я могу им возражать?..

Все выглядело так, будто он плохо был осведомлен о религиозных взглядах Джулии. Может, он не хотел говорить им, что лучше было бы отпеть ее в синагоге? Служба в любом случае была необходима, а квакеры отличались веротерпимостью к представителям любой конфессии.

Мишель и я отправились на ленч в гостиницу. Правда, он сказал, что, может быть, нам стоит сходить куда-нибудь в другое место, но, посмотрев на меня, добавил: