Барбара Картленд - Искательница приключений

С легкой улыбкой на губах она вошла в комнату, надеясь увидеть восхищение в глазах маркиза. Но тут же она вспомнила покоившуюся на кружевных подушках головку, хорошенькое капризное личико, обрамленное белокурыми локонами, и обнаженные плечи, выглядывавшие из-под простыни. Решительно выкинув из головы это воспоминание, она направилась к стоявшему возле камина маркизу. Даже не взглянув на нее, он вытащил из жилетного кармана часы и отрывисто произнес:

— Нам нужно выехать как можно раньше. Я не хочу снова заставлять ждать встречающих.

«Он очень сердит!» — с тоской подумала Друзилла. Ей слишком хорошо были знакомы эти резкие интонации и его манера сжимать губы, когда он был чем-то раздражен, и она совсем пала духом. Всю дорогу до Лондона она так беспокоилась о его безопасности, что совершенно забыла о том, как он был зол накануне вечером.

«Надо сказать ему, что все это недоразумение произошло из-за перстня», — подумала она

Но она знала, что, пытаясь объяснить это, она попадет в очень неловкое положение, как сможет она признаться, что прочитала записку герцогини, которая была предназначена лишь для его глаз? Она помнила, в какое раздражение пришел маркиз, когда она в прошлый раз перехватила письмо, считая, что оно от герцогини, а на самом деле это была первая попытка убийства со стороны Юстаса.

— Будь любезна, позволь мне самому решать свои проблемы, — сказал он ей тогда, и она чувствовала, что он будет недоволен, узнав, что она снова вмешалась в его дела.

— Но мне как-то надо дать ему понять, что я сожалею о случившемся, — размышляла Друзилла, направляясь в столовую.

— Я приказал подать легкую закуску, и мы должны покончить с едой как можно быстрее, — сказал он тоном, не терпящим возражений.

Она подумала, что, должно быть, таким же тоном во время войны он отдавал приказы своим солдатам.

— Да, конечно, — кротко ответила она.

Она села за стол и принялась за еду, почувствовав неожиданно, что очень голодна. После долгого утомительного путешествия она с аппетитом ела все, что ей предлагали. Маркиз же, напротив, лишь уныло ковырял кусочек студня и отказывался от всех блюд, которые подносил ему лакей, как будто его тошнило от одного вида еды.

Она взглянула на синяки у него под глазами и подумала, что он, по всей видимости, славно повеселился в свою первую брачную ночь, как и обещал. Ей очень хотелось спросить у него, где он был и что делал, но она тут же мысленно обругала себя за глупость. Было совершенно очевидно, с кем он провел эту ночь. Она была поражена, что при мысли об этом ее пронзила внезапная боль, как будто ей вонзили кинжал в сердце.

Обед прошел в полном молчании. Друзилла собралась было попробовать одну из великолепных огромных груш, которые были выращены в теплицах Линча, но маркиз уже поднялся из-за стола.

— Сожалею, что вынужден причинить тебе неудобство, но я полагаю, нам лучше незамедлительно отправиться в путь, — сказал он сухо.

— Да, конечно, — согласилась Друзилла.

Чтобы не заставлять его ждать, она не стала подниматься к себе наверх, а надела шляпу перед одним из зеркал, стоявших в холле, попутно отметив, что горничная, заменявшая Розу в ее отсутствие, очень умело уложила ей волосы, так что прическа навряд ли пострадает даже от самой быстрой езды.

На улице их поджидали две оседланные лошади. Грум помог Друзилле взобраться в седло.

Она расправила свою бархатную юбку, которая тяжелыми складками спадала поверх стремян. По ее виду можно было предположить, что она собирается на прогулку в Гайд-Парк, но она знала, что впереди ее ждет долгая дорога, и порадовалась тому, что чувствует себя достаточно бодро. Еда и бокал вина сняли ее усталость и слегка улучшили настроение, и она подумала, что, может быть, ей удастся преодолеть мрачную замкнутость маркиза и привести его в хорошее расположение духа.

Она вспомнила взгляд, который он бросил на нее во время ужина в Карлтон-Хаусе. В его глазах было какое-то особое выражение, и у нее внезапно перехватило дыхание, а сердце забилось так сильно, что, казалось, выпрыгнет у нее из груди! Но тут она заметила перстень у него на пальце! «Откуда мне было знать, — подумала она с отчаянием, — что существуют два похожих изумрудных перстня и что он не получал подарка герцогини?»

«Все будет хорошо… все уладится», — повторяла она про себя. Но она не могла забыть гнев в глазах маркиза и горький цинизм в его голосе, когда он увидел направленный на него пистолет.

— Нам надо не забыть по пути захватить нашего грума, — сказала она, когда они выехали на дорогу, ведущую в Дувр.

— Я помню об этом, — ответил маркиз. — Но как только мы выедем из города, нам придется пуститься во весь опор.

В его голосе прозвучало раздражение, и она решила, что у него болит голова. Момент для примирения был неподходящий.

В любом случае поддерживать разговор было невозможно. Маркиз пустил свою лошадь в галоп, и они скакали без передышки, остановившись лишь на несколько секунд, чтобы захватить грума, пока не достигли постоялого двора «Перья и Корона».

У ворот стоял кучер и с беспокойством ждал их приближения.

— Рад вас видеть, ваша светлость! — воскликнул он, когда они осадили взмыленных лошадей.

— Отведи их в конюшню, Джарвис, — приказал маркиз, — и мы немедленно отправимся дальше. Карета готова?

— Была готова уже полчаса назад, — гордо ответил Джарвис. — Я прикинул, что, если ее светлости придется ехать до самого Лондона, вы появитесь приблизительно в это время.

— Я как раз собирался выезжать, когда приехала ее светлость, — коротко ответил маркиз и направился к карете.

Грумы с трудом удерживали накормленных и отдохнувших лошадей, которые в нетерпении били копытами.

Маркиз пропустил Друзиллу вперед, но не сделал попытки помочь ей взобраться в карету. Когда она устроилась на сиденье, он сел рядом ней и со вздохом облегчения откинулся на подушки.

— Интересно, как долго Юстас со своей бандой будет сидеть в засаде? — спросила Друзилла.

— Меня абсолютно не интересуют действия Юстаса, — раздраженно отозвался маркиз. — Если он будет и дальше вести себя подобным образом, мне придется принять меры.

— А что ты можешь предпринять? — поинтересовалась Друзилла.

Карета уже выезжала из ворот постоялого двора. Маркиз поудобнее расположился на подушках, вытянул ноги и положил их на переднее сиденье. Затем он надвинул шляпу на глаза, зевнул и сказал:

— Придумаю что-нибудь. В настоящий момент я слишком устал, чтобы думать о чем-либо, кроме нудной пышной церемонии, которая ожидает нас по приезде.

Он снова зевнул и закрыл глаза. Было очевидно, что он не настроен вести светскую беседу. Друзилла видела, что он действительно хочет спать. Она повернулась к окну, но все равно не могла не чувствовать его присутствия.