Виктория Плэнтвик - Помни о хорошем

Айвор закончил гневную тираду и, смяв сигарету с марихуаной, которую все время нервно крутил в руках, выбросил ее в открытое окно.

— Откуда здесь эта дрянь? — напал он на Эвелин.

— Представления не имею, — ответила она, все еще не придя в себя от неожиданного открытия, что она набросила на себя рубашку Томаса Айвора. От этой мысли ее охватила сладостная дрожь, непонятная, беспричинная и совершенно расслабившая ее. — Это — не мое. Я никогда в жизни не курила марихуану.

Его полные чувственные губы дрогнули в недоверчивой усмешке.

— Вы будете меня уверять, что никогда не совершали незаконных поступков в старших классах? В элитных школах типа Канфилдской женской академии для девочек из богатых семей происходят невероятные вещи. Мамы и папы слишком заняты бизнесом или личной жизнью, они не могут уделять своим детям достаточно внимания. Скучающие девочки ходят на голове, свободно тратят деньги, и никого не беспокоит, как они их тратят, пока…

— Это бывает во всех школах, неважно, из какой социальной среды девочки… — Эвелин позволила себе прервать его речь, — и я не говорила, что никогда ничего не нарушала, я только сказала, что не курила «травку».

— Я подумал, что «травки» современной элитной молодежи недостаточно, — легко согласился он, — они предпочитают созерцать более пикантные картины, ну, например, их милый преподаватель в полураздетом виде.

Это уж слишком! Долго сдерживаемый темперамент Эвелин вырвался наружу. Последнее его замечание перешло всякие границы.

— Вас терзают собственные комплексы, не так ли? — притворно сочувственно осведомилась она. — Как я понимаю, ваши родители не имели возможности отправить вас в «элитную» школу, и вы теперь обижены на тех, кто получил более серьезное образование и имел другие социальные возможности, чем вы. Но дети не могут выбирать, где им учиться, за них решают родители, и я была точно в таком же положении.

И, вопреки вашему очевидному предубеждению, мистер Айвор, не все дети, которые учатся в привилегированных школах, становятся снобами. Многие из этих детей выходят в жизнь обычными, серьезными людьми, умеющими хорошо работать и убежденными сторонниками социальной справедливости. Они верят в моральные и духовные ценности иногда больше, чем те, кто окончил государственные школы.

Эвелин настолько увлеклась собственным красноречием, что даже стала, как обычно на лекции, подчеркивать отдельные слова убеждающим жестом. Томас Айвор следил за ней с вниманием первокурсника.

— Благодарю вас, мисс Лентон, вы замечательно все объяснили, — с легким юмором вмешался он в ее лекцию и вновь перевел насмешливый взгляд на ее почти обнаженную грудь.

Она нетерпеливо поправила рубашку, не желая менять тему разговора.

— Моя квалификация достаточно высока. Вы отказывали мне в работе в колледже не из-за этого, а из-за вашего собственного снобизма. И то, что меня все-таки взяли в колледж, — удар по вашему самолюбию.

Яркий румянец триумфа на лице Эвелин подействовал на Томаса Айвора как красная тряпка на быка.

— Я не хотел, чтобы вы работали в колледже, потому что считаю вас как физически, так и морально не готовой справиться с проблемами, которые возникают у педагога смешанной школы, где учится молодежь из самых разных социальных групп, — зарычал Айвор, уперев руки в бока. — Я и сейчас так считаю!

— Это можно сказать о любой женщине колледжа, — вспыхнула Эвелин — которая…

— …имеет только «ценный» опыт работы в варьете, вроде вашей девичьей академии, — прервал ее Айвор, — милом уютном местечке, где вы, до прихода в колледж, воспитывали ласковых куколок.

Эвелин выразительно вскинула темные шелковистые брови.

— Крайне признательна вам, мистер Айвор, что вы так убедительно продемонстрировали комплекс мужской неполноценности.

Он оскалил зубы в жесткой усмешке.

— Хрупкие мотыльки умеют кусаться? Прошу извинить, не знал. Приведите мне противоположные факты.

Он считает ее хрупким созданием? Эвелин казалась себе маленьким, храбрым терьером.

— Везде, где я работала, мои классы были лучшими!

— Это в прошлом, — заметил он.

— А что теперь может помешать?

— Что? Ну, пожалуй, судя по тому, как вы «справлялись» с вашими студентами сегодня, главная опасность — ваше поведение.

Эвелин поджала губы, сдерживая поток негодующих слов.

— Позвольте все-таки рассказать, как все было, — остановила она Томаса Айвора и принялась как можно более спокойно излагать историю с самого начала: — Меня пригласили на срочную замену в летний лагерь академии. Две девочки без разрешения удрали на вечеринку, и я, узнав об этом, приехала забрать их. Я отправила их вниз, в машину, но тут Альфреду стало плохо. Его вырвало на мою одежду. Я отмывалась в ванной, когда услышала шум за дверью, поспешила сюда и отобрала у вашего племянника бутылку с водкой, боясь, что он отравится. В этот момент вы и появились…

Эвелин оглянулась на юношу и заметила, что он открыл глаза. В глубине его мутных, покрасневших глаз появилась искорка сознания, смешенного с выражением ужаса. Видимо, юноша начал понимать, что произошло, и мучительно пытался придумать подходящее оправдание.

— Это правда, Альфред? — спросил Томас Айвор, чуть повернув голову к племяннику и не спуская скептического взора с Эвелин.

Мальчишка пожал плечами, цинично посмотрел в сторону Эвелин и не сразу заговорил, облизывая пересохшие губы.

— Откуда я знаю? Я ее не приглашал, — промямлил Альфред заплетающимся языком, — у нас была мужская вечеринка… для моих друзей.

Холодная дрожь пробежала по спине Эвелин. Она поняла, что Альфред собирается подтвердить предположение дяди.

— Я знаю только, что она пошла за мной в комнату и не хотела уходить. Кто знал, что она окажется такой горячей. Это может случиться и с учителем литературы. Правда, дядя Томас?

Гнусная ложь настолько ошеломила Эвелин, что она не могла даже возразить, и только перевела взгляд на Томаса Айвора. Его лицо еще больше поразило ее. Перед ней была бесстрастная маска, лишенная каких-либо эмоций. Эвелин подумала, что, наверное, таким он бывает в суде.

— Он лжет, — сказала она устало, — вы не хуже меня понимаете — он говорит то, что вы хотите слышать.

Один короткий стремительный взгляд, за которым последовал резкий, как удар хлыста, вопрос:

— Он врет?

— Вы же знаете, что врет. Посмотрите в окно, если не верите. Девочки, которых я обнаружила здесь, сидят внизу, в моей машине, и ждут меня.

Томас Айвор небрежно и равнодушно глянул вниз, на круг асфальта возле дома.

— Нет дыма без огня, — пробормотал он обезоруживающе вежливо.

— И вы теперь готовы раздувать огонь? — Его ленивое хамство возмутило Эвелин до глубины души, ее стройное тело задрожало от ярости. — Я думала, вы грамотный юрист! Почему вы не доверяете словам одного и верите словам другого, почему вы считаете, что именно Альфред, ваш весьма нетрезвый племянник, говорит правду?