Розмари Полок - Песни над облаками

Он сразу же заявил, что хочет услышать ее пение, и Канди едва дали время понять то ли она нервничает, то ли нет, как уже унесли ее пальто и перчатки, а аккомпаниатор начал играть ее любимую «Caro Nome».

Канди спела хорошо. Она это знала, хотя и не могла понять, почему, а когда закончила, удовольствие маэстро было очевидным. Несколько секунд он молчал, затем подошел к ней и сжал ее руки в своих.

— Мой друг, Джакомо Маруга, не солгал мне, — заявил он. — У вас талант, синьорина. Пока это еще маленький талант… очень маленький, крошечный талант! Но если вы будете усердно работать и вложите в работу свое сердце, он вырастет… Дайте мне взглянуть на вас, пожалуйста… — Он отступил назад и критически принялся рассматривать девушку. — Для cantante [9] Профессиональная певица (ит.). вы слишком хрупкая и худая. И выглядите не слишком крепкой. Вы достаточно сильны для такой жизни?

— Я вполне здорова, — спокойно ответила Канди. — И достаточно крепкая.

— Bene, bene [10] Хорошо (ит.). . Тогда завтра начинаем работать. — Но что-то в ее лице, казалось, по-прежнему беспокоило его, и, когда аккомпаниатор был отпущен, синьор Галлео задумчиво провел рукой по редеющим черным волосам и вновь бросил на девушку проницательный взгляд. — Вы, конечно, знакомы с сюжетом оперы «La Traviata»?

— Да, конечно.

— Как вы знаете, это любовная история… печальная и трагическая. Исполняя партию Виолетты, вы должны вложить все, что имеете, в ваш голос, чтобы заставить публику почувствовать силу и трагизм ее любви, иначе ваше исполнение будет бессодержательным. — Он сделал паузу, переводя дыхание, и развел руками. — На сцене вы всегда должны помнить, что это поете не вы, а другая женщина… женщина, которую вы всего лишь изображаете. Музыка очень важна… это почти все… но музыка будет мертва, если вы этого не поймете. Вы должны очень постараться понять и пережить все то, что, предположительно, чувствовала эта женщина: радость, страдание, злость, облегчение, скуку, удовлетворенность… любовь, наконец! И любовь, возможно, самое главное из всего. Но… — Он вновь на мгновение замолчал, слегка побарабанив коротким коричневатым пальцем по крышке рояля. — Но в вашей собственной жизни, синьорина, по крайней мере, в этот момент, не должно быть и мысли о любви. Как я уже вам сказал, все ваше сердце должно быть в вашем пении. Вы, можно заметить, были несчастны, но все это, я полагаю, почти закончилось. Забудьтесь в музыке, синьорина Уэллс, забудьте все остальное… на время, если не навсегда. Яркий артист не может быть ординарной личностью, помните это!

Канди ничего не ответила, а он прошел к широкому окну, поманив ее за собой. Из окна открывался панорамный вид на город, вид настолько потрясающий, что у девушки слегка перехватило дыхание, когда она его увидела.

— Рим — великий город, no е vero [11] Не правда ли? (ит.) ? Однажды, если, конечно, будете усердно трудиться, вы станете прекрасной певицей, которой, думаю, вполне можете стать, и тогда весь этот великий город внизу будет у ваших ног. И не только этот город, но и множество других городов по всей Италии, по всему миру!

— Я хочу работать, — сказала Канди, не отрывая взгляда от улиц Рима. — Не потому, что думаю стать знаменитой… — Она очаровательно улыбнулась, заставив итальянца смягчиться и улыбнуться в ответ. — Просто потому… — Голос ее замер, и затем она резко закончила: — Я хочу работать больше всего на свете.

Выйдя из элегантного помещения синьора Галлео, Канди слегка прищурилась в неожиданно ярком зимнем солнце и сразу же решила — прежде всего, нужно купить солнечные очки. Минуты две она в нерешительности постояла на пороге дома, размышляя, в каком направлении пойти. Канди приехала сюда на такси, доставившем ее прямо до дверей синьора Галлео, а Катерины Марчетти с ней не было… Внезапно мужской голос произнес ее имя, и девушка вздрогнула.

— Mi displace… [12] Мне жаль (ит.). Я очень сожалею.

Владелец голоса теперь стоял перед ней на тротуаре. Это был граф ди Лукка. Он только что вышел из дорогого обтекаемого низкого белого «форда», припаркованного у обочины. В прекрасно сшитом сером костюме и безукоризненной рубашке, с гладкими мерцающими под солнцем темными волосами, граф выглядел идеальным образцом потрясающе красивого современного титулованного римлянина. Прежде Канди не замечала, что он так красив, и теперь бесстрастно подумала: почему?

— Я сожалею, — повторил он, — я напугал вас. Катерина попросила меня вас встретить, чтобы вы не заблудились. Но, возможно, вы предпочли бы, чтобы вас не встречали?

Канди улыбнулась ему, слегка прищурившись от яркого солнца.

— Спасибо… Это очень мило с вашей стороны — так обо мне беспокоиться. Но мне не хотелось бы никого обременять. Я легко могу побродить одна, потом сяду на автобус или возьму такси до дома мисс Марчетти.

Он немного поколебался, вероятно размышляя, не предоставить ли ей возможность делать все, что захочется, но затем покачал головой:

— В Риме легко заблудиться. Скажите, куда вы хотели бы отправиться, и я вас туда отвезу.

— О, но я не могу этого сделать, — рассеянно запротестовала Канди. Ей хотелось побродить одной, снять напряжение, которое она чувствовала после сурового утреннего испытания. Путешествие домой по залитым солнцем, переполненным народом улицам позволило бы ей немного расслабиться и почувствовать облегчение. — Я хочу купить очки от солнца, — добавила она, как будто это признание могло склонить графа дать ей свободу.

— Тогда первым делом я отвезу вас в аптеку, где вы сможете выбрать себе очки. — Он держал дверцу машины открытой для нее, и у девушки не осталось выбора, как только залезть внутрь.

Они медленно влились в полуденный трафик, и, отреагировав на нежное солнечное тепло и восхитительный комфорт «форда», Канди постепенно начала расслабляться. Минут через пять она уже входила в отличную аптеку, где улыбчивая итальянка помогла ей выбрать очки от солнца из такого множества различных фасонов, что, вновь оказавшись на улице, Канди почувствовала легкое головокружение. Но очки, которые она приобрела, ей так шли, что не менее четырех представителей мужского пола с интересом обернулись ей вслед, наблюдая за ее продвижением к машине.

Граф не заходил с ней в аптеку, он остался сидеть на водительском месте, продолжая пристально смотреть вперед через ветровое стекло. Заметив девушку, он с учтивой готовностью вышел, чтобы открыть ей дверцу, но не сделал никаких замечаний по поводу только что приобретенных ею очков, и его рассеянный вид внезапно заставил Канди почувствовать себя неловко. Она решила, что граф, вероятно, неожиданно вспомнил о каком-то деле, и поспешно извинилась, что заставила его так долго ждать у аптеки.