Лори Пэйдж - А может, это любовь?

Однажды она, смеясь, убегала от него в осеннем лесу. А потом они оба упали в кучу опавших листьев и он впервые ее поцеловал… Ни к чему вспоминать об этом!

После смены Ник снова заехал в управление и нашел у себя на столе распечатку из ФБР.

В сведениях ФБР значилось, что парня зовут вовсе не Боб Гринвуд, а Боб Грисли. Когда-то он был полицейским и в течение шестнадцати лет работал в отделе по борьбе с преступностью в Лос-Анджелесе. Но потом пошел по кривой дорожке и попал в тюрьму за сокрытие и последующую продажу вещественных доказательств — лодок, машин, драгоценностей.

Первое, о чем подумал Ник после того, как он все это прочел, была безопасность Стефани и Дуги. Будь он проклят, но он защитит то, что принадлежит ему…

Стоп! Во-первых, они ему не принадлежат. Во-вторых, он обязан защищать всех граждан. Стефани и Дуги только лишь одни из многих.

На следующий день Ник поговорил с шерифом.

— Дуги Боулт думает, что его отец был замешан в преступлении. Клей вел расследование по делу о краже бриллиантов два года назад?

— Нет. Дело вел Баркли. Но возможно, связь какая-то есть. Клей учился в полицейской академии в Калифорнии, а потом два года работал в Лос-Анджелесском управлении полиции, по всей вероятности именно в то время, когда там служил Грисли. Хотел бы я знать, зачем Грисли пожаловал к нам и где он был эти два года?

— Мне нужен допуск к досье Клея. Если что-то было, я обязательно докопаюсь. А Грисли, как бывший полицейский, верно рассчитал, что за два года о краже все позабыли.

— Да, с отъездом Баркли в Техас больше никого не осталось, кто бы был знаком с этим делом. Я распоряжусь, чтобы вам оформили допуск, — сказал шериф, поднимая трубку.

— Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь еще знал, что я веду расследование.

— Пожалуй, вы правы. Хорошо бы выяснить, где у нас червоточина. Между прочим, мэр очень доволен вашей программой работы с подростками. С тех пор как вы организовали футбольную команду и клуб плавания, вандализм и мелкие кражи сократились на сорок процентов. Отличная работа.

Ник остался доволен разговором с шерифом. Теперь у него развязаны руки и он постарается узнать все о бывшем полицейском и бывшем заключенном Бобе Грисли.

До трех Ник патрулировал по городу, а потом заехал за Дуги, чтобы отвезти его на тренировку.

— Тебе нравится твоя работа? — спросил Дуги.

— Нравится.

— А почему ты решил стать копом [1] Полицейский (англ. разг.). … то есть я хотел сказать — офицером полиции?

— Я не возражаю, чтобы меня называли копом. А решил я стать полицейским, потому что мне всегда хотелось носить форму. Но армии я был не нужен, для баскетбола не вышел ростом, а для футбола был слишком худой.

— Отец мне говорил, что полицейских всегда ругают, а ему хотелось, чтобы его уважали и все такое… — заявил Дуги срывающимся голосом, покраснев до корней волос.

Нику была понятна боль Дуги. Чуть поколебавшись, он сказал:

— Послушай, с согласия шерифа я веду официальное расследование того дела, о котором ты мне рассказал. Но никто, кроме нас с тобой, не должен об этом знать, ты понял?

— Ясное дело. Но ты мне скажешь, если…

— Я же тебе обещал.

Они вышли из машины и присоединились к игрокам на поле. Наблюдая за игрой Дуги, Ник с горечью подумал, что это мог бы быть его сын и он мог бы им гордиться. А еще он вдруг почувствовал, что старше этих ребят на целых двадцать лет.

Перед Рождеством ему исполнится тридцать пять. Старым он себя не чувствовал, просто у него было такое ощущение, что жизнь проходит мимо. А ему нужны жена, дом, семья.

Каким мучением было желать женщину, которая вышла замуж за твоего лучшего друга, но еще тягостнее было сознавать, что она могла бы принадлежать тебе. Как всегда, когда он думал о Стефани, внутри у него все закипело. Но он одернул себя.

Если она и любила его, все уже прошло. После той единственной в их жизни ссоры она ему ни разу не написала и не позвонила. На следующий год он назначал свидания всем подряд… для того лишь, чтобы показать ей, что ему наплевать на ее измену, в которой она так и не призналась.

Несколько лет тому назад он даже собрался жениться, но ничего из этого не вышло. Невеста заявила, что он ее не любит и она не собирается воевать с призраком: она была в курсе, что он когда-то был влюблен в Стефани.

О прошлом невозможно забыть, но он совершенно точно больше не любит Стефани, да и она его давно разлюбила. Дуги был живым свидетельством того, что между ними ничего нет. Дуги был не его сын, и это факт.

Но почему же их все равно тянет друг к другу? Не приснилось же ему то, что было всего два дня назад. Это юношеское влечение сидело в нем, как заноза, от которой он не мог избавиться, и это его злило.

Если бы он был порасторопней, то поискал бы женщину, которая полюбила бы его на всю жизнь. Да, именно так он и поступит. Ради Дуги, ну и ради Стефани, он сделает все, чтобы снять подозрение с Клея. А потом уедет. Ведь он уже давно собирался.

— Эй, тренер, вы видели эту передачу? Мяч был в ауте?

— Извините, ребята, сами решайте.

— И такой совет дает тренер? — раздался за спиной Ника женский голос.

Ник обернулся. Перед ним стояла Стефани в кремовой блузке и синих брюках — свежая, как цветок, далекая, как мечта.

— Привет, Ник, — сказала она, сев на скамейку рядом.

— Привет. Осторожно, испачкаешь брюки.

— Ничего, они легко стираются.

Ник хмыкнул, продолжая следить за игрой. Стефани тоже стала смотреть, а потом сказала:

— Я вижу, в футболе надо уметь быстро бегать. Недаром Дуги сейчас ест столько, будто месяц голодал.

— Он хороший игрок. И весь отдается игре, впрочем, как и другие ребята.

— Да уж вижу.

— Что заставило тебя прийти?

— В субботу мне удалось вырваться всего на час, чтобы посмотреть игру. Поэтому я решила сегодня заглянуть на тренировку и узнать, как идут дела у Дуги.

Если быть честной, она пришла и затем, чтобы увидеть Ника, потому что не переставала думать о нем и о тех чувствах, которые их так внезапно захлестнули.

— Хм.

— Ты был прав, — мягко добавила она. — Дуги необходима компания его сверстников, и занятия спортом идут ему на пользу.

— Ну-ну, — саркастически отозвался Ник, — меня не обманывает слух? Ты действительно признаешь свою ошибку?

— Стараюсь унизиться, не теряя достоинства. — Однако в этом признании угадывалось больше строптивости, чем смирения.

— Извини, я этого не понял. Когда я унижаюсь, то, как правило, ору и начисто все отрицаю.

Насмешливый, почти циничный тон скрывал горечь и напряженность, возникшую в их отношениях. Она это поняла, и ей почему-то стало грустно. Ведь когда-то они были близкими друзьями и даже любовниками.

— Разве мы не можем быть друзьями? — спросила она. (Он стиснул зубы.) — Хотя бы ради Дуги, — добавила она, кляня себя за уничижительный тон. Господи, почему она должна что-то вымаливать?