Барбара Ханней - Под шепот океана

К ее удивлению, Ник не поспешил принять ее приглашение. Нахмурившись, он поднял с пола рога и, теребя их, ответил:

– Но я подведу хор, если не приду.

– Э-э... думаю, ты прав.

Фрейя изумленно подняла бровь, но Ник, похоже, не собирался ей объяснять, почему так внезапно передумал.

– В таком случае нам пора, – сказала она тогда. – Если ты хочешь петь, тебе нельзя опаздывать.

Ей показалось или его глаза действительно загорелись, когда он поднимал с пола рога и направлялся с ними к двери?

Пляж был окутан мягким розовато-лиловым светом сумерек. Дневная жара спала, и с океана дул прохладный бриз. Жители Шугар-Бей расстилали на зеленой лужайке рядом с пляжем коврики для пикника и устраивались на них.

Поппи тоже была там. Она помогала раздавать свечи. В конце лужайки была установлена сцена, рядом с которой выстроились в ряд дети в красных шапочках с рогами.

– Ступай, – сказала Фрейя Нику, и он побежал к ним.

Затем она бросила на траву диванную подушку и опустилась на нее. Она знала большинство людей и обычно подсаживалась к кому-нибудь, чтобы поболтать, но сегодня была не в настроении. Она сидела, обхватив руками колени, и наблюдала за сыном, который заговорил с красивой темноволосой девочкой.

Была ли Милла Матесон истинной причиной, по которой он все же решил прийти сюда?

Скоро ее маленький мальчик станет взрослым.

Она никогда еще не чувствовала себя такой одинокой.

«Черт бы тебя побрал, Гас».

Сумерки быстро сгущались, и собравшиеся начали зажигать свечи. За несколько минут лужайка превратилась в море дрожащих огоньков. Участники хора начали один за другим подниматься на сцену.

И все это происходило под убаюкивающий шепот волн.

Все вокруг выглядели такими счастливыми, но на глаза Фрейи навернулись слезы. Она дрожала и знала, что расплачется в тот момент, когда дети начнут петь. Видя, как они стараются доставить удовольствие своим родным, она обычно не могла оставаться спокойной. Сегодня она наплачет целую лужу.

Положив подбородок на колени, она продолжила наблюдать за Ником, стоящим в заднем ряду. Один его картонный рог немного погнулся.

«Мне так повезло, что он жив и здоров. У меня нет причин грустить», – сказала она себе.

Зато у нее были все причины злиться.

На сцену поднялась Мария Картер, дирижер хора. На ней был красный сарафан в белый горошек, подчеркивающий ее загар. Проверив микрофон, она поприветствовала собравшихся.

Фрейя не сводила глаз с Ника. Обычно перед тем, как начать петь, он улыбался ей, но сейчас его взгляд сначала задержался на Милле Матесон, стоящей в переднем ряду, затем устремился вдаль. Он словно высматривал кого-то в толпе.

«Не надо, Ник. Не ищи Гаса. Ты только причинишь себе боль. И мне».

Мария подняла дирижерскую палочку. В этот момент лицо Ника расплылось в улыбке.

«Сконцентрируйся, сынок».

Мария взмахнула палочкой, и хор затянул австралийскую версию «Бубенцы звенят». Ник не пел вместе со всеми. Он широко улыбался и махал кому-то в толпе.

Фрейю хватило негодование, и ей расхотелось плакать. С каких это пор ее сын начал вести себя так, как ему вздумается? Она обернулась, чтобы посмотреть, кто его отвлек. Ее взгляд скользил по толпе, но в темноте было трудно кого-то узнать.

Вдруг у нее перехватило дыхание.

В конце толпы у фонаря стояла Поппи. Рядом с ней был высокий мужчина.

Гас.

Фрейе казалось, что ее сердце выпрыгнет из груди.

Поппи махнула рукой в ее сторону. Гас приложил руку козырьком ко лбу, вгляделся в толпу и кивнул. В следующий момент он начал пробираться между группами сидящих людей.

Фрейя попыталась встать, но ее ноги словно налились свинцом. Словно зачарованная, она смотрела на белую рубашку Гаса, светящуюся в темноте.

Неудивительно, что Ник забыл про пение. Взглянув на свои старые джинсы и футболку, Фрейя пожалела, что не надела новое платье.

Она снова попыталась встать, и на этот раз у нее получилось. Спотыкаясь и извиняясь, она шла ему навстречу. Когда она приблизилась к нему, Гас заключил ее в объятия и крепко прижал к себе. Она почувствовала его тепло и силу, вдохнула аромат его одеколона и поняла, что ее надежды не были напрасными.

«Бубенцы» закончились, раздались аплодисменты, и только в паузе между песнями, Фрейя вспомнила, что должна злиться на Гаса.

– Где ты был? Ты обещал приехать за несколько дней до Рождества.

– Я знаю. Прости.

Разве можно было на него злиться после того, как он нежно погладил ее по волосам и поцеловал в лоб?

– Сезон дождей начался раньше, чем ожидалось, – сказал он. – Первые муссонные ливни застигли нас врасплох. Взлетную полосу затопило, и мне пришлось ехать на другую. Большинство рек вышло из берегов, поэтому на дорогах были заторы. – Один уголок его рта поднялся в улыбке. – Я сражался с ливнями и крокодилами, чтобы сюда добраться.

Его оправдания показались Фрейе убедительными.

– Ты не мог нас предупредить по телефону?

Гас покачал головой:

– Все стационарные телефонные линии вышли из строя, а в большей части Арнхем-Ленд мобильной связи просто нет. Я знал, что Ник расстроится, но ничего не мог поделать.

– Да, он очень расстроился.

– К тому времени, когда я добрался до Дарвина, у моего мобильного села батарейка. Я мог бы позвонить из автомата, но мне нужно было успеть на самолет. Я хотел позвонить вам из Дирранвейла, но передумал. Решил сделать Нику сюрприз.

– Он будет в восторге, – с улыбкой ответила Фрейя. Вряд ли Ник сможет так же сильно обрадоваться, как она.

– Ник хорошо выглядит.

– Да. И все благодаря тебе.

Хор запел новый гимн. Гас развернул Фрейю в своих объятиях и прижал ее спину к своей груди. Они смотрели на своего сына и слушали гимн. В темно-синем небе начали загораться звезды.

Фрейя была бы абсолютно счастлива, если бы не вопрос, который все эти полтора месяца не давал ей покоя. Была ли она так же важна для Гаса, как Ник?

Когда второй гимн закончился, он прошептал ей на ухо:

– Как долго они еще будут петь?

– Примерно полчаса. Затем Мел Крейн, одетый в костюм Санта-Клауса, приедет сюда на тракторе и будет раздавать детям мороженое. – Она повернулась лицом к Гасу. – Почему ты спрашиваешь? Тебе уже это наскучило?

– Нет, не наскучило. – Его губы нежно коснулись ее уха. – Просто мне не терпится побыть с тобой наедине.

Сквозь все ее тело словно прошел электрический разряд. Хорошо, что в этот момент хор затянул песню о шестерых белых кенгуру, которые тащили сани Санта-Клауса по австралийским просторам.

«Не слишком радуйся», – сказала она себе. Неудивительно, что холостяк, который провел столько времени в глуши, захотел побыть наедине с женщиной. В ее напряженном теле продолжал бушевать неистовый огонь желания, и она продолжала держаться из последних сил.