Элис Маккинли - ПОЭЗИЯ СТРАСТИ

— Вот олух, сейчас уберу!

— Шел бы ты в душ и не крутился бы под ногами, — наставительно заметила Ирен.

— Он улыбнулся.

— Договорились. — И удалился.

Ирен вздохнула с облегчением. Отлично. Теперь хоть не придется постоянно одергивать себя, следить за каждым движением. Она уже чувствовала, что воля в любой момент может подвести.

Послышался шум воды, и у Ирен перед глазами сам собой возник запретный образ. Обнаженное мужское тело, сильное, мускулистое. Горящее, манящее. Черт! Да что же это такое? Еще вчера Ирен не могла представить себе ничего подобного. Надо отвлечься.

Она вытерла пол, потом быстро разложила продукты и принялась поджаривать на сковороде бекон. Майонез, сыр, специи, яйца смешать и залить кусочки мяса на сковороде. Теперь салат. Огурцы, помидоры, капуста, можно добавить сырую тыкву, но это на любителя. Пусть все будет традиционно. Так. Нарезать лук. Руки у Ирен дрожали, пальцы не слушались, скользкая луковица то и дело оказывалась на полу. Вдруг нож соскочил и прошелся по ладони. Острый, отточенный, он оставил ярко-красную полосу от указательного пальца наискосок до самого запястья. Ирен быстро отдернула руку, чтобы не залить кровью продукты, и подставила кисть под холодную воду.

Отлично! Лучше и не выдумать. Она ведь даже не знает, где в этом доме держат аптечку. Рана была неглубокая, но ладонь, как известно, одно из самых кровоточивых мест. И этот тезис не замедлил себя подтвердить. У Ирен рука уже закоченела, а кровь все не останавливалась. Самое обидное, что она не успела накрыть на стол.

А как хотелось его порадовать: наверняка истосковался в холостяцком уединении по настоящей женской заботе. Тут Ирен осенило: у нее в сумочке есть гигиенические салфетки! Она в момент привела свой план в исполнение, просто приклеив белые платочки к ране. Теперь можно наконец заняться делом. Она разложила на тарелки блюдо, залила соусом салат. Теперь вилки. В шкафу обнаружилась еще пачка салфеток. Великолепно. Надо еще сварить кофе. Кажется, Жанлен купил и растворимый, и в зернах. Ирен отлично умела варить кофе. Это признавали даже отец и братья.

Наконец все было готово. И как раз в этот момент из душа вышел Жанлен. Лицо раскраснелось, храня следы пережитого удовольствия.

Еще бы — продрогнуть, а потом так хорошо прогреться. Он улыбнулся, увидев изысканную сервировку.

— О! Давно не ел по-человечески. Некогда даже было нормально пообедать.

— Я рада, что тебе нравится.

Они сели за стол. Разговор начался как-то сам собой.

— Хочешь, куда-нибудь сходим сегодня все вместе, я позвонил Жаку. Хотя вот ему как раз не стоило бы показывать носа на улицу в такую погоду.

— Все еще не поправился?

— Не то слово. Мне ведь пришлось уехать, а он тут, что называется, оторвался. Хуже маленького, честное слово! Но сегодня я его уже из дома не выпущу. Хватит. Отгулялся. Пока не поправится полностью, не отпущу.

— А когда он обещал приехать?

— К обеду, но это не факт.

— Может, приготовим чего-нибудь, устроим праздник. Ты ведь вчера только приехал.

— Да, кстати, — спохватился Жанлен, — совсем забыл. Надо же идти сдавать негативы со снимками.

— Сходим вместе.

— Пожалуй.

После завтрака предприняли отчаянную вылазку на улицу до туристической фирмы, в которой работал Жанлен. Общение перешло всякие условности — Ирен никогда ни с кем не было так легко, как в это пасмурное утро с Жанленом.

— Не наступай в лужи! — смеялся он. — Не хватало еще тебя лечить. Устроим лазарет.

А Ирен, лукаво подмигнув ему, тут же плюхнулась обеими ногами в лужу, так что брызги разлетелись в разные стороны золотистым дождем. Неожиданно на небе показалось солнце.

Похоже, оно специально напрягло все усилия, чтобы, растолкав мрачные тучи, осветить своими лучами двух людей, которые только сегодня начинают жить. Ибо человек, не знающий любви, не живет, а лишь существует на земле.

Они резвились, как дети, они прыгали в лужи и смеялись, а окружающие понимающе улыбались, глядя им вслед. Если человек когда-нибудь любил и был любим, он никогда не осудит чужого ребячества, чужих проявлений этого всеобъемлющего чувства. Но Ирен и Жанлен не видели этих одобрительных взглядов, они видели только друг друга. Их любовь еще только начала распускаться, они еще не задумывались о будущем. И это было хорошо.

Домой вернулись уже ближе к обеду, мокрые до нитки. И тут только Жанлен заметил, что у Ирен порезана рука.

— Это еще что такое? — нахмурился Жанлен.

Ирен попыталась надеть маску непринужденности.

— Да так, ерунда. Порезалась с утра. Пройдет.

— Так, — изрек Тартавель и скрылся в глубине квартиры.

Через минуту он вернулся с бинтами и йодом в руках.

— Садись.

Ирен не стала сопротивляться. Какой смысл, ведь она и сама бы сделала то же самое. А раз уж Жанлен заметил, пускай возится.

— Надо салфетку отмочить, — сказал он. — Прилипла. Неужели сразу нельзя было попросить бинт. Что вы все как сговорились: одного дома не удержишь, другая пренебрегает самыми элементарными правилами безопасности.

Ирен пожала плечами.

— Да я просто забыла о ней. Ты был в душе, хотела попросить, когда выйдешь, ну и как-то…

Жанлен, подставив ее кисть под теплую воду, аккуратно отклеивал размокшую салфетку. Он стоял так близко, что Ирен чувствовала тепло его тела. Сердце ее отчаянно билось. Он рядом. Одно движение — и можно приникнуть к его губам, можно ощутить сильные руки на своих плечах, прижаться к нему всем телом. Ирен едва сдержала порыв. Пришлось даже отступить на шаг назад.

Жанлен по-своему интерпретировал это движение. До чего же ей опостылела мужская близость, что и в столь безобидной ситуации она старается отстраниться! Как верно вчера он поступил, не позволив себе овладеть ею. Кажется, этому поступку он обязан сегодняшней перемене в Ирен. А между тем ведь сам поступок не снял проблемы. Жанлен чувствовал, что страсть переполняет его. Нет, это не животная похоть.

Это скорее желание слиться с любимым человеком, подарить ему, а точнее ей, минуты высшего блаженства. А ведь он всего-навсего обрабатывает рану. Но сам факт, что он держит руку Ирен, приводил его в экстаз. Может, она инстинктивно уловила это и потому отступила.

Надо отвлечься разговором, а то так и с ума сойти недолго.

— Это как нужно было держать нож, чтобы полкисти себе чуть не откромсать?

— Я резала луковицу на ладони. Всегда так режу. Знаю, что опасно, но просто с детства так режу. Удобнее, чем на доске.

— Тоже выдумала! А рук не жалко. Между прочим, шрам останется.

— Ай, — она махнула свободной рукой. — Мало ли что до этого было?

И правда. Присмотревшись к кисти, Жанлен действительно различил множество мелких шрамиков, какие обычно в изобилии на руках поваров, которые всю жизнь что-то режут. А ведь Ирен с самого детства выполняла обязанности кухарки. Неудивительно.