Карен Рэнни - Строптивая жена

— Спокойной ночи, леди Сара.

Нахмурившись, она повернула голову к кровати. Так вот каково было его намерение? Заставить ее назвать его по имени? Он такой хитрый и коварный?

Она лежала на неудобной раскладушке, глядя на мужа, который был уже не просто незнакомцем. У Сары было твердое ощущение, что ее провели и что Дуглас Эстон, возможно, не так прост, как она себе вообразила.

Через час после рассвета Дуглас нашел библиотеку Чейвенсуорта.

Очевидно, герцог Херридж не сумел наложить на эту комнату свой отпечаток. Тут не было никакого беспорядка, никакой показной роскоши. Полы выскоблены, книжные шкафы выкрашены в белый цвет, а потолок приятного бледно-зеленого оттенка молодой травы. По комнате расставлены мраморные бюсты римлян, философов и, без сомнения, прежних герцогов Херриджей. В одном углу библиотеки стояли тяжелые парчовые кресла с высокими спинками и резными подлокотниками. Над ними висел мужской портрет, рядом — женский, оба персонажа в старинной одежде. Наверное, это первый герцог Херридж и его герцогиня?

Библиотека Чейвенсуорта занимала два уровня, на первый можно было попасть из главного коридора на первом этаже, а на второй только по винтовой металлической лестнице в середине комнаты. Дуглас рассматривал книги, пораженный их количеством.

Кто-то приложил немалые усилия, чтобы составить общий каталог. Каждый книжный шкаф отводился для определенной темы, художественная литература была расставлена по авторам.

«Я довольно хорошо начитанна». Слова леди Сары. Библиотека в таком образцовом порядке благодаря ее усилиям? Или она кого-то наняла заботиться о книгах? В любом случае она явно высоко ценит библиотеку и уделяет ей внимание.

Он прошел к окнам. Перед ними стоял огромный письменный стол красного дерева. Дуглас сел в кресло, вытащил из кармана записную книжку в кожаном переплете и стал записывать узнанное накануне: дочь герцога с замужеством не теряет титул, а просто меняет фамилию. Закончив, он сунул записную книжку в карман и, выйдя из библиотеки, едва не столкнулся с Томасом.

Он, очевидно, застал Томаса за рутинными утренними делами, поскольку молодой человек одет не так безупречно, как накануне. Сейчас на нем был кожаный фартук, и пахло от него резко и неприятно.

— Чистите выгребную яму? — спросил Дуглас.

— Показываю, как делать пасту для полировки меди, сэр, — ответил Томас. — Это рецепт леди Сары, но я не хотел тревожить ее.

Дуглас решил разобраться с этим позже.

— Я что-то могу сделать для вас, сэр?

— Ничего, — сказал Дуглас. — Я привык просыпаться рано.

Кивнув, Томас оставил его, но Дуглас заметил, что он сделал это с неохотой. Неужели молодой человек думает, что он украдет столовое серебро? В свое время он, возможно, и заинтересовался бы этим. Но сейчас он мог купить дюжину Чейвенсуортов. Возможно, тень переулков Перта все еще отражается на его репутации.

Он отбросил эту мысль и продолжил исследование.

Проснувшись утром, Сара обнаружила, что ее муж уже ушел.

Она с некоторым трудом села на раскладушке, все мышцы у нее затекли. Она скучала по нежной перине с ее сладким запахом лаванды и по отглаженным простыням.

Вчера ей потребовалась целая вечность, чтобы уснуть, но сейчас она чувствовала себя такой усталой, что с таким же успехом могла вообще не спать.

Что же, если такова будет ее замужняя жизнь, то она сделает ее максимально удобной. Она закажет плотнику кровать, а горничные пусть сошьют матрасы, ненамного меньшие, чем ее перина. В любом случае это будет значительно удобнее, чем походная кровать, на которой она провела прошлую ночь.

Мистер Эстон — Дуглас, — вероятно, спал как младенец. Эта мысль мгновенно вызвала видение головки ребенка, припавшего ротиком к ее груди. Сара прижала к себе обе руки, словно защищаясь. И тут эхом зазвучал его голос, будто он только что произнес: «Грудь не только для того, чтобы кормить младенца. Взрослый мужчина тоже любит ее посасывать». Она была бы слишком умна, чтобы верить в трюки фокусников или суеверия, но если бы увлекалась подобными вещами, то решила бы, что его голос имеет магическую силу. Звук его голоса, низкий тембр, манера, с которой он произносил некоторые слова, словно английский язык для него не родной, были чарующи. Где он родился? Это только один из десятка, а то и сотни вопросов о человеке, который был теперь ее мужем.

Сара подошла к стоявшей на возвышении кровати и, ухватившись за столбик, разглядывала смятые простыни. Она почти видела, как он лежит там голый и отвергнутый, закинув руку на свободную подушку, и тянется пальцами к ней.

Заморгав, она отогнала видение и спустилась с возвышения. Через несколько минут она была в собственной спальне. Сара оделась до прихода Флори, выбрав одно из платьев, сшитых для нее швеями в Чейвенсуорте. Фасон она придумала сама, вместе с зашнуровывающимся спереди корсетом платье можно было надеть самой, не дожидаясь помощи слуг. Это экономило ей массу времени. Сегодня она ждала Флори по одной-единственной причине. Ей нужна была помощь, чтобы уложить волосы.

— Все это пустое тщеславие, — сказала она, наблюдая, как Флори расчесывает каждый локон и, свернув, закрепляет на макушке. — Это всего лишь волосы. Не стоит слишком заботиться о том, как они выглядят.

Флори встретилась с ней взглядом в зеркале и, вытащив изо рта шпильку, сказала:

— Почему нет, леди Сара? Вы ведь следите, чтобы на вашем платье не было пятен и чтобы перчатки были чистыми. Почему тогда не заботиться о состоянии волос? Женщинам полагается заботиться о таких вещах. Иначе Господь нарек бы нас мужчинами.

— О, но тогда у нас было бы больше власти, — сказала Сара. — Мы могли бы выступать петухами и кукарекать от души, говорить и делать все, что вздумается.

Флори не комментировала это замечание, оно и к лучшему.

Почему она заговорила об этом с горничной? Возможно, потому что Флори ее единственная наперсница. Мать больше не могла разговаривать. Значит, с горничной поговорить можно просто от одиночества.

Какой абсурд. У нее нет времени на одиночество. Особенно сегодня утром. За время ее отсутствия в Чейвенсуорте накопилось много дел.

Сара поблагодарила Флори и, вооружившись карандашом и тетрадью, вышла из комнаты. На лестничной площадке она взялась рукой за перила и медленно пошла вниз. Пальцы ощутили, что воск, делающий поверхность дерева гладкой и теплой, лежит неровно. Она отметила про себя, что нужно обсудить это с экономкой. На некоторых рамах висевших на стене портретов скопилась пыль, это она тоже заметила.

В Чейвенсуорте было столько красот, так много невиданных вещей, можно восхищаться весь день. История ее семейства висела на стенах, хранилась в шкафах с фарфором. Наследство, для которого она рождена, было в каждом портрете, в засушенных цветах, в книгах, выстроившихся в библиотеке.