Кара Уилсон - Гордая женщина

Дэймон утвердительно кивнул и, взяв в рот ее пораненный палец, слизал кровь.

— Не делай этого, — сказала Зен, пытаясь вырвать руку.

— Я борюсь с заражением крови. — Тепло глаз Дэймона словно перетекало в нее.

— Вряд ли, — ответила Зен. — Мне нужно закончить готовку. — Она поспешно скрылась в темной кладовке, где хранился окорок. Затем вышла во двор, где была сложена кирпичная печь, и разожгла огонь, чтобы приготовить мясо с овощами.

— Не убегай от меня, дорогая. — Дэймон появился сзади, когда Зен раздувала пламя в печи.

— Ах! — подскочила Зен. — Хватит меня пугать! Тебе хотелось отдохнуть. Ты же не можешь ходить!

— Теперь могу. Я нашел полированную вишневую палку, похожую на длинную дубинку. Вполне заменит костыль.

Зен улыбнулась.

— Отец сделал этот посох, когда я была маленькой.

— Очень удобная штука при растяжении. — Дэймон зашел сбоку, чтобы взглянуть на огонь.

— Я все же думаю, что следует держать ногу в покое, — сказала она.

— Ничего страшного. У меня бывало и хуже, когда катался на горных лыжах.

— В Лозанне, я полагаю? — резко спросила Зен, тут же представив Дэймона среди красавиц, которые посещают знаменитый курорт.

— Да, у нас там дом.

Зен отправилась на кухню. Дэймон поковылял за ней и оставался поблизости. Он болтал с детьми, пока они играли в карты, и, сидя на табуретке, принюхивался к аппетитным запахам, наполнявшим дом.

Обед оказался удачным, а свежий горный воздух способствовал хорошему аппетиту.

Близнецы помогли убрать со стола, затем присоединились к Дэймону в гостиной. Он листал какую-то книгу.

— Не хотите ли послушать историю о старом мореходе? Эту поэму я любил читать в детстве.

Зен раскрыла глаза от удивления. Как странно, что они любят одну и ту же поэму!

— Ты — мой альбатрос, — пробормотала она, вытирая стакан и ставя его в кухонный шкаф. — «Если я причиню тебе вред, со мной произойдет беда. Если останусь с тобой, мне грозит другая беда», — вспомнила она и вздохнула, чувствуя себя несчастной.

— Ты что-то сказала про альбатроса, Зен? Ты любишь Колдриджа?

— Иногда, — смущенно призналась Зен и, повесив кухонное полотенце, подсела к мальчикам.

Дэймон начал читать, и хотя большая часть поэмы осталась непонятной детям, тем не менее, понравилась им. Затем он закрыл книгу и объяснил детям смысл прочитанного.

— Старый мореход много лет назад убил птицу, летавшую вокруг его корабля. Этой птицей оказался альбатрос, и после его гибели на судно и на матросов, плававших на нем, обрушились всевозможные беды. Паруса не надувались ветром, люди начали болеть. — Дэймон говорил медленно, с чувством; мальчики слушали как зачарованные, несмотря на усталость, появившуюся на их лицах. — С тех пор о человеке, которого преследуют неприятности, говорят: «У него на шее альбатрос». Но я полагаю, в поэме идет речь о том, что мы должны заботиться обо всем, что нас окружает: о земле, о животных, о людях.

— Как мы заботимся о Кудряше? — спросил, зевая, Дэниел.

— Да, милый.

Дэймон с непроницаемым лицом наблюдал, как Зен повела мальчиков из комнаты. Он пожелал им доброй ночи, прежде чем они поднялись наверх. Тетушка отправилась с ними, чтобы убедиться, что дети почистили зубы и помолились на ночь, как их научила бабушка.

Когда Зен спустилась, Дэймона в гостиной не было. Она достала чистое постельное белье и застилала диван простыней, когда услышала голос Дэймона:

— Забудь о диване! Мы спим вместе. Вздрогнув, она резко повернулась. Смуглое, нахмуренное и слегка обросшее лицо Дэймона придавало ему сходство с пиратом. Зен собралась с духом:

— Послушай...

— Зенобия, не спорь, пожалуйста! Спим вместе... после того что уже было...

— Я сплю очень беспокойно, — сказала она первое, что пришло на ум.

— Нам не придется много спать в любом случае, — усмехнулся он.

— Дэймон!

— Я не позволю, чтобы ты легла без меня. Даже если ты не собираешься заниматься любовью, я не лягу без тебя... и так на всю оставшуюся жизнь.

— Вот как?

— Только так!

— Мы будем спорить, ругаться, — предостерегла она.

— Тебе незнакома семейная жизнь. Вне всякого сомнения, мы будем спорить каждый день. Но это ничего не меняет. Спать мы все равно будем в объятиях друг друга.

Она молча смотрела на него, не в состоянии что-либо возразить.

— Пойдем в постель, дорогая, — мягко поторопил Дэймон, наблюдая за ней с порога спальни.

— Но твоя нога... вернее лодыжка. Не причиняй вреда...

— Зенобия!.. — Дэймон чуть повысил голос.

— Что там, тетя Зено? — раздался сонный голос Дэвида.

— Ничего, дорогой, — ответила Зен, стараясь говорить спокойно. Она пристально посмотрела на Дэймона.

— Мы просто готовимся спать, милый! — успокоил он мальчика.

— Хорошо! Спокойной ночи! — отозвался Дэвид.

— Ты сказал... — Зен откашлялась. — Ты сказал, что если я не захочу... заниматься любовью... мы не будем этого делать.

— Верно. — Дэймон с безразличным видом прислонился к дверному косяку.

— Тогда согласна. Я страшно устала!

— Как и я. — Дэймон выпрямился и пошел в спальню.

Зен копошилась в шкафу матери в поисках теплой ночной рубашки. Нашла одну, переложенную листьями мяты и прочей душистой смесью, и, нахмурившись, развернула. Она предпочла бы спать голой, как делала обычно, но не хотела рисковать в данном случае. Одного прикосновения к ее обнаженному телу будет достаточно, чтобы воспламениться.

Она захватила все, что могло бы ей понадобиться, и, когда Дэймон открыл дверь, прошмыгнула мимо него в ванную.

— Да ты никак спешишь, моя овечка? — вкрадчиво спросил он, и Зен ощутила дрожь во всем теле.

— Я устала. Ведь предупреждала тебя. — Зен захлопнула дверь ванной у него перед носом.

Когда она стала ополаскиваться, ее руки не слушались, и пришлось задержаться в ванной комнате.

Зен вернулась в спальню — там уже было темно.

Она ушибла палец на ноге о ножку кровати. Бормоча проклятия и прыгая на одной ноге, Зен ухватилась за ушибленное место.

— Что такое, Зен?.. — Дэймон включил свет над кроватью и нахмурился. — Теперь ты можешь найти дорогу?

— Да, и...

— Тогда давай в кровать! И сними эту попону, которую напялила. Ты задохнешься!

— Не дождешься! — Зен съежилась, затем юркнула под одеяло, заняв самый краешек кровати, подальше от Дэймона.

Она закрыла глаза и попробовала уснуть, но рубашка стесняла движения, в ней было невыносимо жарко. Наконец, не выдержав, Зен села, стащила ее через голову и бросила в конец кровати.

— Даже этот жалкий огрызок луны дает достаточно света, чтобы я смог разглядеть твои прелестные груди, любимая, — пробормотал Дэймон.

— У меня болит голова, — запинаясь, сказала Зен.

— К утру пройдет, — буркнул Дэймон, не пошевельнувшись. — Спокойной ночи.