Рэй Морган - Чужая невеста

Пеллеа не удостоила его ответом. Просто посмотрела на него и вышла в коридор, мысленно спрашивая себя, не спятила ли она. Но она не солгала, когда сказала Монте, что доверяет ему. Она не сомневалась, что он не причинит вреда ее отцу. Возможно, ее чувства к Монте взяли верх над голосом разума. Она не собирается менять свое решение, но сохранять спокойствие тоже не может. Почему он вернулся? Почему именно сейчас, когда она уже спланировала свое будущее?

И почему сердце бьется у нее в груди, словно птица в клетке? Не имеет значение, что она любит Монте. Она не может быть с ним. Ей нужно думать о ребенке. Взять с собой к отцу Монте — большой риск, но у нее нет выбора. Остается надеяться, что они не попадутся на глаза охране.

«Не беспокойся, мой дорогой малыш, — мысленно сказала она своему ребенку, — я не допущу, чтобы кто-то причинил вред твоему папе».

Монте нечасто сомневался в себе. Обычно он был уверен в правильности своих мнений и решений. Но пока он наблюдал за Пеллеа и ее отцом, у него возникло такое ощущение, что земля под его ногами не так тверда, как ему казалось до сих пор.

Во-первых, он не знает наверняка, почему Пеллеа позволила ему пойти с ней. Она представляла, как велико его желание отомстить, однако пропустила его к врагу, больному и беззащитному. Неужели она не подозревала, как это опасно?

Причинить вред прикованному к постели старику было бы несложно. Ванек Мараллис сильно изменился за прошедшие двадцать пять лет. Его некогда красивое лицо теперь было изможденным и морщинистым, волосы поредели и поседели. На высохших руках проступали синие вены. Возможно, кто-то другой на месте Монте и воспользовался бы ситуацией, чтобы расквитаться с врагом, но он ни за что не поднял бы руку на беззащитного старика. Пеллеа не могла этого знать. Тогда почему она рискнула?

Наблюдая за трогательным общением отца и дочери, Монте чувствовал, как к горлу подступает комок. Неужели он может испытывать жалость к человеку, который помог Гранвилли погубить его семью?

Нет, это невозможно. Он всегда ненавидел и будет ненавидеть Мараллиса. И все же нахождение рядом с человеком, знавшим его родителей, словно приближало его к ним, делало его частью страны, которую ему пришлось покинуть много лет назад.

И еще это щемящее ощущение в груди, которое он не мог контролировать. Оно не покидало его с той самой ночи, когда он потерял родителей и дом. После того как его увезли из Амбрии, он продолжал пользоваться привилегиями, полагающимися человеку с его статусом. Он посещал лучшие учебные заведения, много путешествовал, имел все самое дорогое. Однако он, не раздумывая, отдал бы все это за крепкую любящую семью, о которой часто грезил по ночам.

Сейчас, когда он, стоя в дверях, смотрел на Пеллеа и ее отца, это чувство обострилось. Склонившись над отцом, Пеллеа тихо разговаривала с ним, вытирала его лоб влажной тканью, поправляла ему подушки. Каждое ее движение было преисполнено любви к отцу. Мараллис не сводил с дочери глаз, которые тоже светились любовью.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она его.

— Сейчас, когда ты пришла, намного лучше.

— Я на минутку. Мне нужно готовиться к сегодняшнему балу-маскараду.

— Ах да. — Он взял ее за руку. — Значит, сегодня вы с Леонардо официально объявите о помолвке?

— Да. Леонардо готов.

— Какое облегчение для меня это слышать! Знать, что тебя есть кому защитить. Теперь я могу спокойно умереть.

— Не смей об этом говорить.

— Мы ничего не можем с этим поделать, дорогая. Мой час пробил.

Пеллеа тяжело вздохнула и наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку.

— Нет. Тебе нужно почаще отсюда выходить, общаться с людьми. — Внезапно ей в голову пришла одна идея. — Я попрошу медсестру привести тебя на бал, чтобы ты смог сам все увидеть.

— Нет, Пеллеа, — ответил он, качая головой. — Я никуда не пойду. Я слишком слаб, чтобы покидать постель.

Пеллеа неохотно кивнула. Она знала, что отец так скажет, но надеялась, что он передумает и захочет выйти к людям. Но он не захотел даже попытаться, и ее сердце наполнилось печалью. Он начал готовиться к своему уходу из жизни, и она не в силах ничего с этим поделать. На глаза навернулись слезы, но она заставила себя сдержаться.

Ей некогда плакать. У нее есть дела поважнее. Она привела сюда Монте в надежде кое-что ему доказать. Главное, чтобы ее отец спокойно отвечал на ее вопросы, иначе ее затея с треском провалится. Посмотрев в дальний конец комнаты, где в тени прячется Монте, она решила начать немедленно.

— Папа, ты когда-нибудь думаешь о прошлом? О том, как мы здесь оказались? О том, почему все сложилось так, как сложилось?

Он кашлянул и кивнул:

— В последнее время я редко думаю о чем-то другом.

— Ты думаешь о той ночи, когда сгорел дворец?

— Это было до твоего рождения.

— Да, но мне кажется, что события той ночи во многом повлияли и на мою жизнь.

Отец схватил ее за руку, словно пытаясь остановить.

— Но почему? Ты не имеешь ко всему этому никакого отношения.

— Но та ночь была ужасным началом нового режима. Режима, при котором я живу всю свою жизнь.

— Во время войны всегда случаются ужасные вещи. — Он отвернулся, словно не желая об этом говорить. — С этим ничего нельзя поделать.

Пеллеа чувствовала, что Монте начинает закипать. Она помедлила. Если ее отец не собирается выражать свое сожаление, этот разговор все только усложнит. Сможет ли Монте контролировать свои эмоции? Стоит ли ей продолжать?

Она должна попытаться.

— Но, папа, ты всегда говорил, что так много ошибок было совершено.

— Людям свойственно ошибаться. С этим тоже ничего не поделаешь.

Пеллеа услышала, как Монте раздраженно вздохнул. Еще немного — и его гнев вырвется наружу. У нее ничего не получилось. Нужно поскорее его отсюда уводить.

— Ладно, папа, — произнесла она, собираясь уходить.

Но неожиданно ее отец снова заговорил.

— Поджог замка был страшным преступлением, — тихо произнес он, и Пеллеа испугалась, что Монте мог его не услышать. — Не говоря уже об убийстве короля и королевы.

Пеллеа почувствовала, что еще не все потеряно.

— Что случилось? — спросила она. — Как ситуация вышла из-под контроля?

— Ты вступаешь в войну, движимый высокими целями, но, как только фитиль зажжен, огонь уже нельзя контролировать. То, что произошло, не должно было произойти. Многие из нас долго не могли себе этого простить. Я до сих пор вспоминаю ту ужасную ночь с болью и глубоким сожалением.

Именно такой ответ Пеллеа и надеялась получить. Главное, чтобы Монте его услышал и воспринял как искреннее раскаяние. Она взяла отца за руку и переплела свои пальцы с его.

— Скажи, почему ты примкнул к повстанцам.