Ханна Хауэлл - Если он неотразим

— Даже если бы ей пришлось заботиться о маленьком мальчике?

Хартли кивнул, абсолютно уверенный в своем мнении о племяннице:

— Даже в этом случае. Наоборот, это заставило бы ее бороться еще горячее и настойчивее. Боюсь, мои надежды крепнут, и я ничего не могу с этим поделать.

— Может быть, если соблазнить Клодетту…

— Нет. Женщину, с такой легкостью убивающую людей, не победить соблазнением или постельными разговорами. — Хартли поморщился. — Да, боюсь, теперь я и не смогу ее соблазнить. Я не смогу даже смотреть на нее, не представляя при этом лиц Петерсона, Роджерса, графа, его жены и этих двух невинных детей.

«Я посмотрел в эти серебристо-голубые глаза, даже примитивная похоть, которую прежде вызывала у меня Клодетта, теперь исчезла», — сказал себе Хартли.

Джиффорд кивнул:

— Только не говори это нашему начальству.

— А почему бы и нет? — спросил Хартли. — Мне же придется объяснять, почему я от нее отвернулся.

— Ах, напротив, думаю, нам придется сказать, будто наши сведения — результат оплошности Клодетты, которая поддалась твоим чарам.

Хартли поколебался, потом согласно кивнул. План хороший. Однако маркиз почему-то испытывал некоторую неловкость. И вдруг он понял: ему не хочется, чтобы Алтея услышала, что он все еще волочится за Клодеттой. Единственная женщина, которую он теперь желает, — Алтея Вон, с удивлением признался себе Хартли. Женщина, обладающая даром, от которого у него мурашки бегут по спине.

Алтея встретила Хартли, которого дворецкий проводил в голубой салон, и с трудом подавила улыбку. Маркиз казался взволнованным, такое выражение не очень подходило к его сильному, красивому лицу. «Вряд ли из-за того, что мы оказались наедине», — подумала Алтея. Он расхаживал по комнате, пока Этелред не принес чай, вино и печенье. Как только дворецкий удалился, Хартли сел на диванчик напротив нее.

— Яго дома? — спросил Хартли, кивнув на ее предложение выпить чаю.

— Нет, — ответила Алтея, наливая по чашке чая. — В этот день он обычно встречается со своими друзьями. Если у вас важный разговор, то, думаю, Этелред знает, где его можно найти или куда послать ему записку.

— Ах, нет. Не нужно. — Редгрейв поморщился, несколько удивленный тем, что его вдруг стала заботить благопристойность. Он столько времени провел наедине с разными дамами, и его никогда это не волновало. Но ведь эти дамы были не Алтея. — Я не ожидал, что вы окажетесь одна.

— Я не юная девушка, Хартли. Достаточно присутствия служанки.

— Но здесь нет служанки.

— Появится, если кто-нибудь осмелится спросить или предложить что-нибудь неприличное. — Она слабо улыбнулась. — Не бойтесь. Если вы позовете на помощь, Этелред или Альфред немедленно явятся. — Она не обратила внимания на его возмущенный взгляд. — С чем вы пожаловали?

Хартли отхлебнул крепкого чаю.

— После того что вы рассказали нам два дня назад, после того, как я услышал, что вы узнали, всего лишь подержав в руках этот кусочек ткани и кружева, я задумался: а если бы вы коснулись чего-то еще, чего-то принадлежавшего не хищнику, а его добыче, о чем вы смогли бы рассказать тогда? — Он постарался не вспоминать ее бледное, залитое слезами лицо, потому что ему было нужно, чтобы она обнаружила правду.

— Повторяю, я ничего не могу обещать.

Алтея понимала, что заставило его обратиться к ней с такой просьбой. Ему нужно знать о судьбе племянников. По его глазам она видела, насколько он жаждет этого. Ей не хотелось касаться тех вещей, которые были у детей в тот день, ведь с ними могло произойти что угодно, но и отказать ему она тоже не могла. Для того она и обладает этим даром. Если эти дети живы и она хоть в малейшей степени поможет найти их, то все возможные страдания, через которые ей придется пройти, стоят того.

Хартли заметил на ее лице выражение неловкости. Воспоминания о том, как она держала в руках носовой платок, мрачные образы, которые она увидела, вырвались на свободу, хоть маркиз и старался подавить их.

Он засомневался, стоит ли прибавлять к этому еще больше печальных образов, но только на мгновение. Три долгих года он гадал, что же случилось с его племянниками, искал их, переживал. Конечно, он волновался и за графа, и за его жену, и за их младших детей, но Байяра и Жермен хотелось найти отчаянно. Кроме нескольких дальних родственников, они были единственными оставшимися у него родными. Ему нужно знать о судьбе племянников. Хартли вынул из кармашка жилета медальон Жермен и долго рассматривал его, а потом перевел взгляд на Алтею.

— Я купил его для Жермен, когда ей было всего десять, — сказал маркиз. — Его нашли на том месте, где вся семья должна была встретиться со мной и моими людьми. — Он хмуро посмотрел на Алтею, потом на дверь. — Может, лучше позвать вашу служанку, вдруг вам понадобится ее помощь?

Подумав, Алтея покачала головой:

— Вы ведь видели, как она выводила меня из транса.

— Она гладила вас по голове и тихо разговаривала с вами, пока вы не поняли, что она рядом. Только потом она забрала у вас платок. Потом вы освободились от этих леденящих душу образов, и когда это произошло, она напоила вас чаем.

— Сладким чаем. Не меньше четырех кусков сахара. — Подготовившись к тому, с чем ей придется встретиться, Алтея протянула руку за медальоном.

— Я должен знать, — пробормотал Хартли, все еще колеблясь, как бы извиняясь перед Алтеей и подбадривая самого себя. И положил медальон ей в руку.

На какое-то короткое время Алтее показалось, что ничего не произойдет. Она испытала облегчение и глубокое разочарование. Она искренне хотела помочь лорду Редгрейву и этим двум потерянным детям, но ей не так уж нравились ее видения, особенно если они бывали мрачными и пугающими. Однако в тот миг, когда она увидела, что надежда Хартли тает, ее захватил головокружительный шквал образов и чувств. Тело покачнулось от их силы. Она видела все так, как будто была единым целым с девушкой, носившей этот медальон, когда злые силы уничтожали ее мир. Алтея испытывала все: насилие, грусть и гнев. Потом, слишком медленно, туман стал рассеиваться. Алтея почувствовала пару крепких рук, обнимающих ее, и услышала мелодичный голос. Чувства вернулись, привлеченные приятным запахом Хартли. Было так соблазнительно немного побыть в этом раю, впитать тепло большого, сильного тела, которое оказалось так близко к ней. Однако победила потребность рассказать об увиденном.

Алтея высвободилась из рук Хартли, невзирая на острое чувство сожаления, и опустилась на колени возле столика. И вот она уже изображает свое видение так отчаянно, как будто, перенося его на бумагу, может удалить увиденное из головы. Но образов было так много, что она ограничилась лишь теми, которые помогут ее памяти, когда она взглянет на них.