Элизабет Моул - Так угодно судьбе

— Ник… — робко начала Нэш, боясь, что вместо ответа раздадутся короткие гудки.

— Да, милая, — услышала она такой родной и желанный голос. — Прости меня, какой же я идиот! Зачем я вчера так себя повел?! Ты простишь меня, простишь?

— Ник!.. — Нэш не выдержала и разрыдалась.

— Послушай, я уже в аэропорту. Рейсы задерживают, есть слух, что аэропорт вообще закроют на время… Не бойся, больше с нами ничего не случится, это я тебе обещаю! Если хочешь, сходим к твоей гадалке: уверен, она подтвердит мои слова. Я буду звонить тебе каждые полчаса, хорошо? Целую тебя, детка, крепко-крепко!

Нэш повесила трубку, все еще не веря в происходящее. Она прошла в кухню, достала из ящичка нашатырь и глубоко вдохнула. Сознание прояснилось, но она могла поклясться, что разговаривала сейчас с Домиником! Если через полчаса она снова услышит его голос, то сойдет с ума от счастья.

Он позвонил, как обещал, через полчаса. Теперь они могли поговорить более спокойно. Выяснилось, что Доминик, уходя утром на работу, дал себе слово «поставить Нэш на место», не дать ей повода впредь навязывать свою волю. Он вернулся в квартиру, взял чемодан и спокойно улетел в Мексику. И сделал это вовремя, так как промедление с операцией хотя бы на день могло стоить дяде жизни.

Счастливые родственники не желали его отпускать. Но когда стало известно о трагедии, Доминик, не медля ни минуты, рванул в аэропорт. Он пробовал звонить Нэш, Майклу, но связи не было. Он представлял самое ужасное, паниковал, приходил в бешенство от бессилия что-либо предпринять…

Нэш слушала его возбужденную речь и думала, что еще час назад не было на свете человека, несчастнее ее. Но вот судьба сделала поворот, и все закрутилось в другом направлении.

Вечером, когда за окном уже совсем стемнело, она, завернувшись в теплый плед, со стаканом горячего чая с лимоном, сидела на диване и ждала очередного звонка Доминика. Аэропорт все еще был закрыт, но теперь она знала одно: что бы ни случилось, Доминик всегда будет ее любить…

Позвонила Салли Робертс, журналистка с канала «Нью-Тон». Скорбным тоном поинтересовалась, как дела. Услышав, как Нэш бодро сообщила, что лучше быть не может, Салли зажала рукой трубку и прошептала стоящему рядом Уоррену:

— Боюсь, от горя девочка тронулась рассудком… А мы с тобой раскатали губу, хотели сделать серию репортажей! Мистер Берман нас сотрет в порошок, готовься. — А в трубку медленно произнесла: — Нэш, если это возможно, мы бы хотели подъехать к вам домой, поснимать в квартире…

— Ты с ума сошла! — Уоррен ткнул Салли локтем в бок, когда та повесила трубку. — Зачем же нам теперь к ней ехать?

— А затем, — Салли ответила оператору не менее ощутимым толчком под ребро, — что я чую сенсацию. Немедленно собирайся!

— Но ведь ты сейчас сказала…

— Что-то мне подсказывает, что я ошиблась и с Нэш все в порядке. А вот у тебя точно крыша поедет, когда о нас заговорит вся страна!

Через некоторое время Нэш открыла дверь своим недавним знакомым. Пока Салли и Уоррен расставляли осветительную аппаратуру и готовили «плацдарм» для интервью, она лукаво улыбалась, глядя, как оператор с опаской косится в ее сторону, а журналистка бросает на него суровые взгляды.

Когда для интервью все было готово, дверь квартиры отворилась и на пороге появился высокий смуглый мужчина с длинными черными волосами, собранными в хвост. Он поставил чемодан на пол и раскрыл объятия. Нэш, сорвавшись с места, кинулась к нему на грудь и впилась в его губы.

Ничего не понимающий Уоррен, ища ответа у Салли, потеряно уставился на напарницу. Увидев, что он опустил камеру, Салли набросилась на него, словно разъяренная тигрица:

— Снимай! Все снимай! Какой же ты бестолковый… Это сенсация! Что я тебе говорила?! Снимай!!!