Capa Сил - В паутине греха

— Это зависит от вас, — вежливо ответила Эмма, в который раз поражаясь, насколько внимание Мэриан поглощено собственной персоной.

Теперь Мэриан с колебанием смотрела на Эмму, словно взвешивая свои возможности, но, очевидно, уверенный взгляд обезоруживающе честных глаз девушки удержал ее от искушения утешить свое оскорбленное самолюбие упоминанием о другом предмете.

— Когда успокоишься, зайди ко мне в кабинет, — сказала Мэриан, старательно играя роль недовольной хозяйки, которая, однако, готова простить мелкие оплошности при условии, если будет выказано достаточное смирение, и Эмма, несмотря на то что чувствовала себя очень скверно, не смогла удержаться от ухмылки, на которую оскорбленное самолюбие Мэриан отреагировало немедленно.

— Ты по-другому заулыбаешься, когда Грейнджер явится за твоим драгоценным Флайтом! — злобно выкрикнула Мэриан и быстрым шагом продефилировала через лужайку к дому.

Эмма вернулась к вольеру, чувствуя, как ноет у нее сердце. Макс отказался выполнить требование Мэриан, но через несколько дней приедет. Мэриан уже как-то намекала, что его компаньоны скорее уговорят его изменить свое решение, чем позволят себе потерять состоятельную клиентку. Но Макс человек непроницаемый, думала она, вновь возвращаясь к этому не вполне понятному определению, которое, ей казалось, точно соответствовало его личности. Его убеждения непоколебимы… разве он не сумел противостоять собственному отцу… даже когда дело коснулось девушки, на которой он собирался жениться? И все же Макс Грейнджер непредсказуем… а может быть, лишь кажется ей таким, потому что она никогда не могла понять ни его изменчивого настроения, ни смутных намерений?..

Вечер прошел менее скованно, чем предполагала Эмма. Мэриан явно решила на время забыть обо всех проблемах и беззаботно болтала, но глаза ее подозрительно припухли, и она частенько бросала на отца обиженные взгляды. О Флайте не упоминали, но, когда они вышли из столовой, Мэриан сказала:

— Я собираюсь позвонить Фрэнку. Хочу, чтобы он купил для меня у Холли того молодого пса. У него очень хорошие шансы получить диплом в Чоуде, как мне говорили, особенно теперь, когда Флайт сошел с дистанции.

Она прошла в кабинет, чтобы провести деловые переговоры по телефону в соответствующей обстановке, а Эмма грустно посмотрела на мистера Миллза.

— Ее даже не волнует, что Флайт вышел из игры. Единственное, что ее интересует, это заполучить нечто, чем можно похвастаться, потому что она уже организовала банкет и освещение в прессе, и, что бы ни случилось, она жаждет славы в Чоуде, потому что она местная знаменитость в области собаководства, — с горечью сказала девушка, а старик бесцеремонно втолкнул ее в свой кабинет и закрыл за собой дверь.

— Сядь и не сходи с ума, — сказал он, силой усаживая ее в кресло. — Мне уже и без тебя хватило этих собачьих глупостей, пока я говорил с Мэриан. Так что остынь и послушай, что я тебе скажу. Когда речь заходит о делах — не только с собаками, а вообще, — тут фокус в том, что все события происходят только в том случае, когда ты допускаешь, чтобы они происходили.

Эмма хотела было попросить мистера Миллза пояснить эту мысль, но их разговор прервало появление Мэриан. Как видно, звонок Доусону ее вполне удовлетворил.

— Он собирается начать обрабатывать старушку немедленно, а завтра приедет сам, — объявила она и, уловив ошеломленное выражение на лице Эммы, бодро добавила:

— Ну что ты так смотришь, Эмма? Фрэнк выразил искреннее соболезнование по поводу разрушенной карьеры Флайта, но он вполне со мной согласен, что если поискать, то в этом море можно постараться поймать и другую рыбку.

Доусон прибыл на другой день к ленчу, но Эмма нашла предлог и устроила себе нечто вроде пикника на собачьей кухне, не желая быть втянутой в обсуждение планов на будущее, которые были ей неприятны. Дело не в том, что она не хотела встречаться с Доусоном, памятуя о прошлом; но он был чересчур деловым человеком, чтобы предаваться сентиментальным мыслям о животных, потерявших коммерческую ценность, поэтому Эмма была вовсе не в восторге, когда он после ленча заявился в питомник один и попросил показать ему Флайта.

Она вывела пса на площадку и с неохотой согласилась провести его по кругу.

Доусон смотрел внимательно, от его опытного взгляда ничто не могло ускользнуть. Опытными руками эксперта он ощупал поврежденную переднюю ногу и скорчил недовольную гримасу, когда пес испуганно отскочил от него.

— Жаль, — сказал он. — У него такие прекрасные данные. Если бы только не эта травма и проблемы с темпераментом…

— Темперамент войдет в норму, нужно только терпение, — уверенно сказала Эмма.

— К сожалению, с ногой уже ничего не поделать. Я видел снимки, нет никакого сомнения, что эта хромота неизлечима. Страшное невезение, но ничего не поделаешь.

Следующий день начался скверно. Айрин опоздала на работу и к тому же забыла выполнить в деревне какое-то поручение, данное ей Мэриан. Ее позвали в кабинет и принялись поджаривать на медленном огне. Девчонка совершенно забылась, вины не признавала, вела себя вызывающе; дело кончилось тем, что она тут же, на месте, получила расчет и уже после этого высказала все, что она думает.

— Ну, вот и все! Меня выгнали, и я нисколько об этом не жалею, — непривычно весело сказала она Эмме, вернувшись после разговора с Мэриан, все еще переполненная мятежным восторгом. — Но я ей тоже кое-что высказала. «Стерва ты, — сказала я ей, — расчетливая стерва, ничем не лучше убийцы, ты убиваешь бессловесных животных, которые ничего тебе не сделали, просто из скупости… Все, о чем ты печешься, — так это о том, что лучше для тебя, для капризной мисс Миллз, — сказала я. — Ты отняла у меня бедного Корри, а теперь хочешь отнять у Эммы Флайта, которого сама же ей и отдала, хотя, конечно, все это было вранье… О твоей жестокости надо сообщить в комитет защиты животных, — говорю я, — и у тебя никогда ничего не выйдет, ни за что на свете, если ты будешь вести так дела и дальше» — вот что я ей сказала.

Айрин остановилась, чтобы перевести дух, а Эмма, на которую по молодости все еще производило сильное впечатление проявление столь безрассудной смелости, нетерпеливо спросила:

— А что было потом?

— Ну, потом пришел мистер Миллз и велел мне заткнуться, но мне показалось, что он готов был рассмеяться. Мисс Миллз разревелась, когда увидела его, и сказала, чтобы он ее защитил, и он сказал: «Выметайтесь», и я ушла, так что, думаю, сейчас он гладит ее по головке и утирает ей слезы. Ух, слышала бы ты нас! У меня никогда не творилось ничего похожего в голове, с тех пор как у меня была корь и я бредила, как говорила моя мама.