Capa Сил - В паутине греха

Собака рылась в канаве, время от времени вытаскивая что-то съедобное; Эмма наблюдала за ней, испытывая смутное чувство солидарности. Ей тоже хотелось есть, и, поскольку место, на которое она претендовала, оказалось занятым, утолить голод ей теперь представится возможность не раньше вечера, когда она вернется к мисс Холлис. Обидно, что судьба лишь поманила ее такой завидной перспективой и в конце концов оставила ни с чем. А как было бы хорошо, думала Эмма, поджидая автобус в Чоуд, получить это место и остаться здесь, в этом уголке, где прошло ее детство. Сейчас, в безлюдный полуденный час, Плоуверс-Грин казался таким же, как прежде, с его аккуратно, в «елочку» подстриженными деревьями вдоль мощеных кирпичных тротуаров, зеленеющими полями для крикета, с церковью и таверной, которые стояли рядом, как и двести лет назад. Где-то там, за деревней, должна быть старая ферма и дом, в котором родилась Эмма, но это было, как ей казалось, так давно, что теперь она едва ли помнила, где точно находился этот дом, и воспоминания вызывали у нее лишь смутное чувство ностальгии.

И тем не менее, увидев объявление, что требуется служитель в собачий питомник, в тот самый момент, когдаей настоятельно требовалось сменить место работы, она почувствовала, что ее неодолимо тянет вэти места, хотя работа с пуделями была не совсем ее специальностью, — единственной породой собак, в которой она отлично разбиралась и которую прекрасно понимала, были немецкие овчарки. И вот сейчас она стояла под июльским солнцем, все еще сожалея о потерянной возможности и наблюдая за роющейся в мусоре собакой, когда внезапно из-за поворота с ревом вылетела машина, и собака, испугавшись, бросилась на противоположный тротуар.

Эмма действовала инстинктивно, не думая о целесообразности своего поступка, — она рванулась к перепуганной дворняге в тщетной попытке поймать ее и вернуть обратно, в безопасное место. Раздался скрип тормозов, и машина остановилась, зацепив, однако, Эмму крылом и опрокинув ее на дорогу. Она сидела в пыли, в полном оцепенении, но невредимая. С того места, где она сидела, водитель машины показался ей невероятно высоким, и вид у него был угрожающий: черные волосы и нос с горбинкой придавали его лицу хищное выражение, а в светло-голубых глазах была такая холодная ярость, что Эмме показалось, будто ее сейчас схватят и начнут трясти.

— Какого черта вы лезете под колеса без всякого предупреждения?! — сердито спросил он. — Вы что, специально выбираете момент, когда на дороге появится машина, чтобы перейти улицу?

— Я вовсе не переходила улицу. Вы видели собаку? — с возмущением пыталась защищаться Эмма.

— Конечно, я видел собаку. Она-то здесь как дома и успела перебежать дорогу раньше, чем я нажал на тормоз. Если бы вам удалось поймать эту бродягу, вы бы сами ее убили. С вами все в порядке?

Последний вопрос прозвучал как бы между прочим, и Эмма начала медленно закипать.

— Вы ехали чересчур быстро и вполне могли меня убить, — твердо заявила она.

— Я ехал в пределах установленной правилами скорости, тридцать миль в час, и если бы все-таки задавил вас, то виноваты в этом были бы только вы сами. Но вы не ответили на мой вопрос.

— Какой вопрос?

— Все ли с вами в порядке? Она осторожно ощупала плечо.

— М-мне кажется, да.

— Тогда почему вы все еще тут сидите?

Осуждающий тон вдобавок к полнейшему безразличию к ее самочувствию оказался последней каплей.

— Будь на вашем месте кто-нибудь другой, он как минимум потрудился бы помочь мне подняться, — ответила она, тщетно пытаясь справиться с дрожью в голосе. Не то чтобы она серьезно ушиблась, но плечо ныло, начали сказываться потрясение и испуг, и Эмме вдруг захотелось заплакать.

Улыбка тронула уголки его упрямых губ, он наклонился, помог ей встать и увидел, как она поморщилась, когда случайно попыталась опереться на его руку.

— Так я вас все-таки задел? Давайте посмотрю плечо, — сказал он, смягчившись, и от этой перемены в его поведении комок, застрявший у нее в горле, стал еще плотнее. Этого только не хватало, это было бы просто унизительно — расплакаться на плече у незнакомого человека прямо посреди улицы.

Он, похоже, не собирался потакать женским слабостям, поскольку, умело обследовав плечо, бодро сказал:

— У вас определенно будет здоровенный синяк, но кости целы, так что поберегите слезы для более подходящего случая. Подвезти вас куда-нибудь, или вы живете в деревне?

— Я здесь не живу. Просто т-так, гуляю, жду, когда придет поезд, — сказала она. Его суровый тон заставил ее сдержать готовые было навернуться на глаза слезы, но в ее голосе все же прозвучала нотка отчаяния, и он посмотрел на нее более внимательно.

— Х-м… вам все-таки не мешало бы выпить чего-нибудь, — заключил он. — Пойдемте в бар, вон туда, через дорогу.

— Не беспокойтесь, пожалуйста. Я куплю себе что-нибудь на станции, — ответила она, надеясь, что ответ прозвучит уверенно и безразлично. Но он сказал, что и сам бы не отказался выпить после такого непредвиденного напряжения, припарковал машину, попросив Эмму не сходить с тротуара, а потом, взяв ее за руку, повел через улицу.

В маленьком баре, стены которого были увешаны конской упряжью и многочисленными спортивными фотографиями, он усадил ее за столик в углу и пошел к стойке, даже не спросив, чего бы она хотела. Эмма смотрела, как он облокотился на стойку, обменялся приветствиями с хозяином, обратившимся к нему по имени, которого она не расслышала. Похоже, они были хорошо знакомы. Он вернулся с порцией бренди для нее и кружкой пива для себя и уселся напротив, вытянув под столом свои длинные ноги.

— Ну вот, — сказал он, — а теперь выпейте это маленькими глоточками и расскажите мне, это я просто из любопытства интересуюсь, что же вы делаете в мирной деревушке Плоуверс-Грин и почему убиваете время до прихода поезда таким странным образом — пытаясь с риском для себя спасать жизнь бездомным собакам.

Голос его звучал бодро, а в глазах появилось веселое добродушное выражение, и Эмма принялась рассказывать — настолько легко, что сама удивилась, особенно если принять во внимание первое впечатление, которое он на нее произвел.

— Я приехала по поводу работы, но место оказалось уже занятым. А то, что я попыталась спасти собаку, которая, вероятно, лучше меня знает, что ей делать, так это, наверное, по привычке, — объяснила она ему. — Знаете, я была так огорчена, что не сумела получить работу в этих местах. Дело в том, что много лет назад у моего отца была здесь ферма, на ней я и родилась.

— Ваш отец тоже разводил собак?

— Да, немецких овчарок. Одно время наша псарня была знаменита, а его марка известна во всем мире. Меня зовут Эмма Пенелопа Клей, но вам, я думаю, это ни о чем не говорит.