Лилиан Пик - Одинокая девушка

— Мои комплименты, Лоррен. Ты просто преобразилась. Теперь ты достойный противник нашей дражайшей Марго. Я серьезно, Лоррен, перестань качать головой! А какая реакция была со стороны... э-э-э... некоего квартиранта?

Лоррен залилась краской:

— Он назвал это... метаморфозой.

— Так и сказал? — Анна просияла от радости. — То, что нужно! Я могу только повторить это. Очень верное слово!

— Давай не будем об этом. Я сомневаюсь, что в его словах есть хоть капля искренности. — После своих слов Лоррен тут же почувствовала угрызения совести, так как прекрасно знала, что это неправда, но почему-то очень хотела убедить себя в обратном. — Где твое платье? Это сейчас гораздо важнее.

Закончив с шитьем, они выпили по чашке чая, и Лоррен отправилась домой.

Войдя в холл, девушка услышала доносящуюся из комнаты постояльца музыку. Она сразу же узнала свою любимую симфонию Дворжака «Из Нового света» Лоррен долго стояла, завороженная великолепной музыкой, но вдруг во время одного из тихих пассажей половица под ее ногами скрипнула. Девушка затаила дыхание, надеясь, что Алан ничего не услышал, но его дверь вдруг резко распахнулась и он раздраженно спросил:

— Что вы здесь делаете?

— Извините, я просто заслушалась. — Лоррен повернулась, чтобы уйти, но он быстро схватил ее за руку и втолкнул в комнату, прежде чем она поняла, что происходит. Закрыв дверь, Алан указал ей на кресло и прошипел сквозь зубы:

— Молчите и дайте мне послушать!

Он закрыл глаза и весь погрузился в звуки музыки. Лоррен наблюдала за ним. Его лицо было сейчас серьезным и даже доброжелательным. Перед ней вновь сидел сдержанный, спокойный мужчина. Мужчина, который смущал, волновал и раздражал ее больше, чем кто бы то ни было. Внезапно Алан открыл глаза и в упор посмотрел на девушку, словно пытаясь прочитать ее мысли.

Лоррен отвернулась и прижалась щекой к изголовью кресла. Как она хотела сейчас же броситься к нему и сказать, что он не должен, не может позволить ей уйти, но она лишь судорожно сжала ручки кресла. Симфония уже заканчивалась, и Лоррен заставила себя вслушаться в мелодию.

Но вот стихли последние аккорды, и Алан встал и выключил радио. Лоррен начала подниматься, но он остановил ее:

— Нет, не уходите. Я хочу дать вам послушать одну пластинку. — Он достал проигрыватель. — Это совсем другой мир музыки, по сравнению с той, что сейчас звучала. Называется: «Моя любовь подобна алой розе». Возможно, вы знаете ее. — Лоррен кивнула, и он продолжил: — Слова написал Роберт Бернс, и я хочу, чтобы вы обратили на них особое внимание. — Он как-то странно улыбнулся. — В них — особое послание к вам.

Алан поставил пластинку на крутящийся диск и опустил иглу. Песня была довольно приятная, и Лоррен, знавшая и успевшая полюбить ее, внимательно вслушивалась в слова.

И буду я тебя любить, моя родная,

Пока до дна не высохнут моря...

Лоррен посмотрела на Алана и заметила, что он внимательно изучает ее лицо. Девушка встретилась с ним взглядом, и ее внезапно захлестнула могучая, потрясшая до глубины души волна чувств. Лоррен поспешно отвела глаза. А музыка все звучала:

Пока до дна не высохнут моря

И скалы не расплавятся под солнцем.

И буду я тебя любить, моя родная,

Пока пески не возродятся к жизни.

Песня закончилась. Стало тихо. Лоррен взглянула на Алана, который не отрываясь смотрел на нее, их взгляды вновь встретились, и сердце девушки словно перевернулось в груди. С обычной своей циничностью Алан нарушил молчание:

— Соответствует вашей морали, не так ли? Преданность на всю жизнь мужчине, за которого вы выйдете замуж... — Он наклонился вперед и попросил: — Дайте мне еще раз услышать эти слова.

Послушно, даже не отдавая себе отчета в том, что делает, Лоррен повторила сказанное ему тогда на холме:

— Если я когда-нибудь выйду замуж, то буду верна своему мужу всю жизнь... при условии, что он — хороший человек.

Алан кивнул и откинулся назад.

— Почему вы захотели, чтобы я это повторила?

— Почему? Отчасти потому, что сейчас редко услышишь такое от молодой женщины в наш безнравственный век. И отчасти, — он сделал паузу, — чтобы через годы, познакомившись с вами поближе, я смог бы напомнить вам эго, когда вы выйдете замуж за мужчину, вами выбранного.

— А вы будете продолжать заботиться о цветочках в вашем саду и ждать, когда они распустятся?

— Совершенно верно, — его глаза сузились, — я всегда срываю их, когда они в полном цвету.

— Я очень рада, — тихо сказала девушка, — что никогда не окажусь таким цветком.

— Нет, никогда, — так же тихо ответил он. — Видимо, наша с вами мораль не совпадает. — Он ухмыльнулся. — А что вы ожидали? В конце концов, я просто журналист. И каждому известно, что все журналисты — беспринципные черти, абсолютно распутные и наглые.

Лоррен поднялась, чтобы уйти, но он подошел и мягко опустил ее в кресло:

— Выпьем?

— Ну... я...

— Шерри? — Он открыл бутылку, наполнил стакан и подал ей. — Да не смотрите вы так испуганно! Я ничего против вас не замышляю... в данный момент. — В его глазах вдруг забегали веселые чертики. — Хотя идея заманчивая. Только представьте себе: заголовок вечерней газеты, крупными буквами на всю полосу: «Снимающий комнату журналист соблазнил пьяную учительницу!» Честное слово, это мне нравится! — Он вдруг посерьезнел. — Расскажите мне о вашей школе.

Она начала рассказывать, не веря тому, что это она, Лоррен, сидит в комнате Алана, мирно беседует с ним и даже пьет шерри, как это делают его друзья. И что самое удивительное, он, казалось, действительно желал ее общества. Ну конечно, ему же пришлось выбирать между одиноким и скучным вечером и присутствием дочери квартирной хозяйки. Последнее, наверное, было меньшим из двух зол.

— Школа с очень древними традициями, — говорила Лоррен. — Размещается в старинных корпусах. Сухая, ортодоксальная директриса, почти такая же старая, как вверенное ей учреждение. — Она засмеялась. — Девочки все вымуштрованы...

— Так же хорошо умственно, как и физически?

— Правильно. У способной девочки, вставшей на стартовую черту и вынужденной строго соответствовать предъявляемым требованиям, весь школьный путь...

— Нет оригинальных идей в голове?

Лоррен кивнула:

— Школьная дисциплина очень сурова и не меняется уже почти полвека...

— И вероятно, останется такой и на следующие полвека?

— Да, верно. Учителя с узким кругозором...

— Без воображения?

— Да. Кажется, что все они скроены по одному шаблону, ограничены и...

— М-м-м... Почти как вы раньше, — вставил он.

Постепенно Лоррен стала осознавать, что происходит. Разве эти идеи, которые она так вдохновенно сейчас высказывала ему, действительно ее? С досадой на себя саму она наконец поняла, как ловко и умно он провоцировал ее.