Ада Суинберн - Зимняя сказка

Но вот в коридоре раздались уверенные шаги, не узнать которые было просто невозможно: Шарль. Жюли внутренне напряглась и приготовилась дать отпор. Шарль подошел и даже не посмотрел в ее сторону, словно не заметил вовсе. Как ни в чем не бывало он уселся за компьютер, разложил какие-то дискеты и начал работать.

— Заходил Луи, — начала первой Жюли. Надо сказать, невнимание Шарля ее немного огорчило. — Я соврала, что тебя отправили в другой отдел, но, мне кажется, он не поверил. Так что жди проблем.

— Спасибо, — кивнул тот. — Учту.

И все. Ни единого слова больше. Неужели наконец-то понял? Отстанет? Без объяснений? Да быть этого не может. Жюли решила не цеплять соседа и как можно незаметнее уйти с работы. А то вдруг у него к вечеру повысится активность. Оставалось отсидеть каких-нибудь полтора часа. И свободна. Быть может, свободна навсегда. На минуту Жюли вообразила, будто Шарль наконец отвязался. Ни насмешек, ни глупых шуток. Только полтора часа. А завтра и вовсе не нужно идти на работу. Погулять с собакой, заглянуть в любимое кафе. Но едва ее воображение успело нарисовать эту на редкость заманчивую картину, как Шарль неожиданно оживился.

— Мадемуазель Ренье, — обратился он к Жюли, стараясь казаться непринужденным, но карандаш, который нервно вращался в ловких пальцах, выдал его волнение. — Вы давно были на Монмартре?

— Извините, — сухо отозвалась Жюли. — Извините, но я работаю. Мне срочно нужно отправить заказ. Хотелось бы сделать это до конца рабочего дня. Вы, наверное, слышали — готовится большое сокращение. Я не хочу оказаться в черном списке. Извините еще раз, но болтать мне абсолютно некогда. — Жюли буквально вцепилась глазами в монитор, хотя там не было ничего, что могло заставить человека сосредоточиться — простая оболочка «Word» и еще не начатый лист оформления заказа. К счастью, Шарль этого не видел.

— Да оторвитесь хоть на минуту. — Он улыбнулся.

Жюли не могла этого увидеть, так как изображала чрезвычайную занятость, но голос, звеневший в сумрачном гуле отдела самой беззаботной веселостью, игривая интонация подсказали ей состояние собеседника. Увы, но продержаться полтора часа теперь невозможно. Прощай, отдых…

— Хватит работать, подумайте о себе, — продолжал Шарль. — Ведь на улице весна. Солнце, птицы начинают прилетать. Неужели для вас важнее оформить заказы? Хотите знать, где я был?

Жюли едва сдерживалась. Или этот парень действительно ненормальный, или просто слишком хорошо умеет строить из себя идиота. Тот, казалось, вовсе не замечал ее недовольства.

— Бросьте эти бумажки. Что в них толку…

— Послушайте, — не выдержала Жюли. — Если вам нужны уши, поднимитесь к начальнику, он с удовольствием выслушает ваш отчет о том, где вы были, вместо того чтобы сидеть здесь. Я бы на вашем месте не о весне думала.

Шарль рассмеялся… Да-да, рассмеялся самым заразительным звонким смехом, на какой был способен. Громко, никого не стесняясь. Как неестественно звучал смех в благоустроенном помещении отдела, где на окнах висели строгие, неизменно белые жалюзи. Где белый потолок, чистый-пречистый, создавал, однако, ощущение тяжести, в противовес голубому небу, безоблачная ширь которого звала сердце куда-то ввысь. Где мраморный пол в зелено-серых квадратах всегда был холоден, тогда как на улице земля нежилась в теплых лучах весеннего солнца. Кругом комфорт, удобства. Кругом все вышколено, выглажено и потому ужасно безжизненно. Большой зал, разделенный на ячейки-кабинки. Люди в них. Люди, работающие вместе и в то же время каждый на себя и за себя. Люди, которые каждое утро здороваются, каждый вечер прощаются, но зачастую, переступив порог учреждения, не могут вспомнить имен тех, кому улыбались. И самое страшное — не только имен, но и лиц. Сморщенных и живых, каменных и веселых. Никаких. Словно их кто-то стирает, заслоняет белым листом. Жюли давно заметила за собой это. И она знала, что с другими творится то же. Луи, Теофиль, Натали, Амели… Пожалуй, хватит. Но проходя мимо чужих кабинок утром и вечером, она говорит: «привет», «до завтра», «доброе утро»…

«Мен-Монпарнас» поглощал людей, словно огромное чудовище, делал их безликими и чужими друг другу. Особенно это стало заметно сейчас, когда пошел слух о сокращении. Все как-то сразу замкнулись. Лица стали напряженнее. Улыбки льстивее, вежливость — более натянутой и сухой. А главное — глаза. В них вспыхнула вражда.

Вот почему живой заразительный смех был неуместен в этом склепе замученных и обреченных. Он зазвенел под самым потолком стеклянным колокольчиком, хрустальными бубенцами и рассыпался осколками радости и света. Отдел замер, прислушался. Жюли затаила дыхание: вот сейчас, через мгновение поползут приглушенно-шепотливые сплетни. Не пройдет и минуты, как все сделают соответствующие выводы… Но Шарлю, похоже, было на это наплевать. Он смеялся. Его не заботили другие. Не волновали слухи и сплетни. Или он просто не понимает, что подобные вещи не могут не привлечь внимания? Так или иначе, но он, наконец насмеявшись вдоволь, сказал громко и отчетливо:

— Как хорошо, что вы не на моем месте. Но мы могли бы поменяться кабинками.

— Мы могли бы заняться делом! — отрезала Жюли. Ей очень хотелось высказать этому парню все, что она о нем думает. Гнев уже закипал где-то внутри, готовый вот-вот вырваться наружу.

К счастью, раздался телефонный звонок. Шарль поднял трубку.

— Да, конечно… Сейчас, — после минутной паузы сказал он. — Уже иду.

Жюли вздохнула с облегчением. Ура! Молитвы услышаны.

— Начальство не замедлило о себе напомнить, — улыбнулся Шарль, выходя из своей кабинки. — Сбылось ваше предсказание, мадемуазель Ренье. Но не слишком уходите в работу. Мы еще не договорили, а я надеюсь вернуться. Если Луи не купил в обеденный перерыв пистолет…

— А я надеюсь, — огрызнулась Жюли, не дождавшись окончания тирады, — что вас уволят и я смогу работать спокойно.

Шарль пожал плечами:

— Если бы вы знали, как я на это надеюсь!

И он заспешил по коридору, провожаемый свистом и улюлюканьем коллег:

— Удачи.

— Если начнет драться, бей по голове. Там мозгов нет, не повредишь.

— Передай Луи привет.

— Скажи, что мы против твоего увольнения. Шуты снимают эмоциональное напряжение.

Последняя реплика, откровенно наглая, заставила бы рассердиться даже самого смирного человека, но не Шарля. Тот, как отметила про себя Жюли, просто не расслышал ее. Или не захотел расслышать. Или, что вероятнее всего, не понял смысла обидных слов. Где ему, простодушному дурачку, догадаться. Сейчас Луи хороших двадцать минут будет читать лекцию о дисциплине, заставит написать очередную объяснительную. А потом Шарль вернется. И ему снова придется пройти «сквозь строй».