Лори Фостер - Фантазия

— Я рад.

Бранди уловила нежность в его голосе и, обхватив руками его спину, прижалась щекой к его лопатке. Она едва доставала ему до плеча, хотя Себастьян стоял на полу босиком. Но его крупная фигура уже не пугала ее. Теперь она привлекала ее. Крупный и крепкий, он желал ее.

Она запечатлела поцелуй на его теле и попыталась разобраться в том, чем он притягивал ее к себе. Он был таким теплым, от него исходил такой приятный запах. Ей безумно нравился его аромат. Ни о чем, не думая, она открыла рот и чуть-чуть укусила его. Он втянул воздух, но не шелохнулся.

— Ты снимешь майку? Для меня?

Он снял. Моментально стянул через голову и швырнул на пол. Он не пытался повернуться к ней, но теперь все мускулы его тела стали особо рельефными.

— Идет дождь, так что сегодня нам не удастся никуда пойти. Да мне и не хочется. Я бы скорее осталась здесь и изучила твое чудное тело и невероятные ощущения, которые ты возбуждаешь во мне.

— Ты понимаешь, что из-за тебя я умираю, милая?

Она усмехнулась, чувствуя, как ее щеки становятся горячими, а ощущение уверенности возносит ее к небесам.

— Знаю, это значит, что ты испытываешь возбуждение. Я очень рада.

Она снова стала прикасаться к нему, испытывая восторг от горячей шелковистости его тугой кожи, от стальной мускулатуры его плеч и нижней части спины.

— Я бы хотела сделать все, Себастьян, но думаю, что не смогу. По крайней мере, сейчас. Но то, что ты говорил о… о постели…

Воцарилось молчание, затем он через силу сглотнул комок в горле и спросил:

— Ты хочешь привязать меня? — Произнес он это, едва дыша, и его голос выражал одновременно ужас и ожидание. Бранди скользнула ладонью к его крепкому животу и услышала шипящий вздох, мускулы его живота были рельефны, мягкая кучерявая поросль тянулась от пупка вниз.

— Да, — прошептала она. — Мне хочется. Но чуть позже. Сейчас мне хорошо так. Мне приятно прикасаться к тебе, когда ты не смотришь. Я вижу каждую часть твоего тела, но не стесняюсь, потому что ты отвернулся. Я не смогу быть с тобой в темноте, — продолжала она. — Мне страшно. Теперь я могу в этом признаться. Когда эти подонки меня насиловали, было так темно. Мое зрение всегда с трудом приспосабливается к темноте, а тогда, в панике и ужасе, было еще хуже. Казалось, они были со всех сторон, и я не могла знать, откуда будут хватать или щупать. Я не знала, какие части тела защищать.

— Не надо, девочка…

Он впервые оросил ее чего-то не делать. Она знала, что он имел в виду не ее слова, Себастьян всегда позволял ей выговориться. Он каким-то образом догадался о том, что если она выговорится, то ей станет легче. И Бранди вдруг задумалась: «А если бы кто-нибудь был так же внимателен к ней, если бы так же прислушивался к ее словам, не началась бы ее жизнь заново?»

Дело было не в словах. Себастьян не хотел, чтоб она его так трогала. Бранди потянулась к его джинсам, нащупала продолговатую упругость его разгоряченной плоти и, не переставая говорить, поглаживала теперь это место. Себастьяну это явно не нравилось.

— Ты не забыл? Сейчас ты мой. Хочу прикасаться к тебе, пока говорю с тобой, потому что знакомство с твоим телом делает все остальное нереальным и незначительным. Понимаю, это странно, ведь у меня всегда это ассоциировалось с болью и страхом. Но рядом с тобой… Прикасаться к тебе, узнавать твое тело — просто восхитительно!

Он закинул назад голову и попытался расслабиться. Бранди приблизилась и прижалась бедрами к его ягодицам. Его ноги были намного длиннее и крепче ее слабеньких ног. Это различие вызывало в ней чувство наслаждения. Он все еще держал руки в карманах, и она сказала:

— Подними руки за голову. Я хочу трогать все.

Он резко выдохнул, но сделал то, что она просила, медленно, как человек, которого ведут на плаху. Бранди подождала, пока он займет нужную позу, потом осмотрела его. — Какой ты красивый мужчина, Себастьян. Такой большой, упругий, сильный.

Она поглаживала его, проводила ладонями по его плотным ягодицам, по стальным мускулам верхней части бедра, по пульсирующей плоти и приговаривала:

— Знаешь, чего мне на самом деле хочется?

— Ну, скажи.

— Доставить тебе удовольствие.

У него задеревенели колени.

— Уже доставляешь, девочка. Уже.

— Нет, я имею в виду полное удовольствие. Она и не догадывалась, что это так смутит его.

Ведь теперь придется повернуться к ней.

— Но сперва…

Она расстегнула пуговицу на поясе, там, где начиналась застежка.

— Бранди…

Ее имя прозвучало как предостережение, но она не обращала на это внимания.

Скрип расстегиваемой молнии прозвучал в унисон с его хрипящим дыханием.

— Скажи, если будет больно.

В ответ — только резкий стон. Она прощупала его мужскую мощь сквозь ткань трусов, просунула пальцы под резинку на поясе, потрогала все и в изумлении прошептала;

— Ты как раскаленный бархат, только живой. И такой твердый!

Вся его рослая фигура напряглась. Он сцепил за затылком руки в замок и потянулся вперед локтями, будто силился сбросить воображаемые путы.

Бранди закрыла глаза, с наслаждением осязая его. Ее пальцы обхватили набухшую продолговатость его плоти, скользили по ней и щупали ее. Она обвивала его руками, крепко прижимаясь телом к его спине. Нащупав напрягшийся кончик, она размазала пальцами скопившуюся влагу на крайней плоти. Это стало для Бранди неожиданностью и отозвалось в ее животе спазмом удовольствия.

— Себастьян!

— Бранди, я так долго не выдержу.

Чувство неловкости улетучилось, когда она осознала, в чем заключалась его потребность. Ей было легче, пока она не смотрела на него, но ей захотелось увидеть его глаза, оценить его реакцию, видеть его желание.

Обходя его, чтоб оказаться спереди, она не отрывала глаз от того места, где прикасалась к нему, и набиралась смелости, чтобы встретиться с Себастьяном взглядом. Он наклонил голову и прижался щекой к ее щеке, все еще держа руки за головой.

— Я тоже хочу прикасаться к тебе, Бранди. Ну, пожалуйста.

— Мне это… было бы приятно. Очень. — Она уткнулась лицом в его широкую, уютную грудь.

— Ты говорила, что хочешь доставить мне удовольствие. Это было бы удовольствием. До смерти хочу прикоснуться ж тебе. Сейчас.

Она прошептала:

— Я страшно боюсь разочаровать и тебя, и себя.

— Клянусь, я не допущу этого. Верь мне.

Она ему верила, но дело заключалось не в доверие. Сейчас было не страшно потому, что он считался с ее пожеланиями. Но если отодвинуть преграды, что тогда? Ее целиком поглотили собственное тело и собственные страхи, они вытесняли любые соображения, независимо от того, чего ей могло захотеться. Медленно, чтоб не вспугнуть Бранди, Себастьян опустил руки, перехватил ее руки у запястий, мягко отвлек от затянувшегося изучения особенностей его эрекции и положил ее изящные ладони к себе на талию.