Шарлотта Хайнс - Милые пустяки

— Нет, с меня достаточно впечатлений. — Лиз стряхнула крошки со стола и слегка нахмурилась, вспомнив, как все было раньше, хотя бы в прошлом году, когда мальчишки ходили в садик. Она вспомнила, как, вернувшись в первый день, домой, сыновья прилипли к ней, словно пластилин, и не отходили весь вечер. Теперь им было уже по семь лет, и они не могли усидеть рядом с ней хотя бы столько, сколько требовалось, чтобы закончить рассказ о первом школьном дне. И, если бы на столе не было печенья и конфет, они пробыли бы дома еще меньше.

Дети росли, стремительно вырастали и отдалялись. Отдалялись от нее. Ее малютки теперь уже без пяти минут самостоятельные личности с собственными суждениями и взглядами на мир. Постепенно, шаг за шагом, по мере того, как Лиз вспоминала, какими Роб и Джейми были в младенчестве, боль начала уходить. Они тогда были такие крошечные, беспомощные, с такими тепленькими тельцами и дышали так мирно и покойно. Интересно, если бы у нее был еще ребенок, он был бы такой же? К примеру, маленькая девочка? Ей вдруг представилось сморщенное симпатичное личико, обрамленное густой копной черных волос, точно как у Джона. Малютка, вся в ленточках и кружавчиках, с довольным и счастливым видом сжимающая в тонюсеньких ручках куклу… И получающая по макушке бумажным шариком. Лиз улыбнулась, вспомнив, какого мнения придерживались близнецы о прекрасном поле, и тут же стряхнула с себя все эти грезы. Нет, она решительно не хотела иметь больше детей. Ей не выдержать еще одной беременности, напоминала она себе. В итоге печали были отнесены на счет неприятностей, случившихся в этот незаурядный день.

Воспоминания о событиях дня навели Лиз на мысль о новой книге, и она решила воспользоваться непредвиденным одиночеством, чтобы хоть бегло пролистать ее. Налив себе чашку свежесваренного кофе, она взяла книгу под мышку и направилась в гостиную, где устало, рухнула на бледно-желтый диван. От возможности вот так тихо сидеть на диване, зная, что тебя никто не потревожит, Лиз почувствовала себя покойно и уютно. Эта комната, выдержанная в жизнерадостных весенних тонах, всегда действовала на нее благотворно, в отличие от остальной части дома, обставленной функциональной мебелью всех оттенков коричневого цвета, позволяющего до известных пределов скрыть разрушения и ущерб, нанесенные неугомонными сорванцами.

Лиз притронулась губами к дымящейся поверхности кофе, сделала микроскопический глоточек и решительно обратилась к первой главе с многообещающим названием: «Как наладить приятные и плодотворные отношения с мужем». Ее немного позабавили попытки автора доходчиво объяснить разницу между неприязнью, которую женщина может испытывать к некоторым «маленьким привычкам» мужа, и неприязнью к самому мужу, и она уже хотела перейти к другой главе, как услышала звук хлопнувшей входной двери.

— Я же просила заходить с заднего хода, дети! — крикнула она. И тут же замолчала, прислушиваясь, что они ответят. Однако ответил ей низкий приятный голос Джона:

— Это я, Лиз!

Она молниеносно захлопнула книгу, лихорадочно шаря глазами по комнате в поисках местах, куда ее можно было бы получше запрятать. В ее планы определенно не входило, чтобы книга попалась на глаза Джону, иначе придется что-то растолковывать, объяснять, например, зачем она ее купила, а это и самой ей не было до конца ясно. Даже поверхностного осмотра помещения оказалось достаточно, чтобы убедиться — спрятать такую вещь, как книга, решительно негде, кроме как под диванной подушкой, что Лиз и сделала буквально за полсекунды до того, как в дверном проеме возникла фигура мужа.

— Что случилось? — спросил он, застав ее посреди комнаты в весьма нервозном состоянии.

— Ничего, — ответила Лиз как можно беспечнее, искоса бросив взгляд на угол дивана. — Просто я удивлена, что ты пришел в такое время. Не помню, когда в последний раз ты возвращался домой так рано.

«Если уж день начинается с сюрпризов, то они не кончаются до самого вечера», — подумала она, усмехнувшись про себя.

— Да нет, мне еще нужно вернуться в клинику. Я, честно говоря, забежал принять душ и переодеться. Ребенку, которого я смотрел, меняли пеленки, ну и я немного испачкался. — Он указал на крупное влажное пятно на левом рукаве рубашки.

— Ясно, производственная травма, — пошутила Лиз. — Ну, иди, я сейчас поднимусь и буду тебя развлекать, пока ты переодеваешься.

— Чем доставишь мне огромное удовольствие. — Джон привлек ее и тесно прижал к себе. На короткое, но полное сладкой неги мгновение Лиз словно окунулась в него. Его приятно шершавые серые брюки мягко касались ее изящных длинных ног, немного ниже края коротких шорт. И по мере их приближения к лестнице, ведущей наверх, развитые мускулы его бедра напрягались все сильнее и сильнее, сообщая Лиз чувство знакомого возбуждения. Она с трудом поборола жгучее желание высвободить руку и провести тонкими пальцами по этим напрягшимся мускулам, повторяя их мужественные очертания. Желание…

— А где дети? — нарушил молчание Джон, по-видимому, не так взволнованный ее физической близостью, как она — его. — Еще не пришли из школы?

— Пришли и ушли, — сообщила Лиз. — Они пробыли здесь ровно столько времени, сколько требуется, чтобы умять сладости и выпить по полпинты молока. Потом убежали с Райаном.

— Ну и как им в первом классе?

— Кто знает? — пожала плечами Лиз. — Кажется, больше всего им понравилось, что старшие мальчики обучили их искусству изготовления бумажных шариков-снарядов, которые эти маленькие разбойники упоенно швыряли в какую-то несчастную девочку.

— Возраст такой, — улыбнулся Джон, пропуская ее первой в верхнюю спальню, — я в их годы тоже был уверен, что девчонки созданы исключительно для того, чтобы обстреливать их из разных самодельных орудий на спортивной площадке. Что ж, пожив на свете еще немного, я уяснил себе, что они годны и еще кое для чего. — Его рука немедленно скользнула под ее почти прозрачную майку.

— О, как мы легкомысленны! — Лиз ловко скользнула в сторону и остановилась вне пределов его досягаемости. Легко перебежав через разостланный по спальне синий ковер, она прижалась спиной к старинному гардеробу красного дерева.

— Не более чем сами этого хотим. — Джон ринулся к ней, в то время как она полезла в гардероб за чистой рубашкой.

— Вот как?! — Лиз метнула рубашку так, что та с шуршанием приземлилась на двуспальную кровать королевских размеров, а затем и сама опустилась на нее, испытывая приятное прикосновение атласного покрывала к обнаженным ногам.

Джон тут же принялся расстегивать намокшую от пота сорочку. Само движение его пальцев возымело волнующий эффект: Лиз прильнула к нему, ее руки сомкнулись поверх его плечей, а затем, спускаясь все ниже и ниже по его груди, начали неторопливо помогать расстегивать пуговицы. Расстегивая их одну за другой, она нежно улыбалась в его усталое лицо. Осторожно, но настойчиво раздев его по пояс и запечатлев тихий поцелуй на покрытой шелковистыми, чуть влажными волосами широкой груди мужа, она уткнулась лицом в эту грудь и тут, же услышала, как участилось его ровное, здоровое дыхание. У нее дух захватило от ликования — это был верный знак его неравнодушия. И пусть они находились в банальной спальне у себя дома, а вовсе не на пляже или в каком-либо другом экзотическом месте, а на ней самой всего полупрозрачная майка и старые шорты, а не наряд сказочной принцессы, но Джон все-таки хотел ее! Эта мысль влила в нее новые силы и польстила ее самолюбию, получившему этим утром такую пощечину. Она терлась носом, подбородком о его кожу, жадно впитывая шедший от нее резкий мужской запах. Он, этот запах, поднимал в глубине ее естества ураган дремлющих чувств, заставлял ее чутко реагировать на близость его плоти.