Лора Брантуэйт - Рождественская история

— О, а вы, Патриция, деловая женщина, как я посмотрю.

— Да. Но я не имею отношения к моде.

— Понимаю, я тоже. Конечно, люди, собравшиеся здесь, имеют непосредственное отношение к прекрасному, но я с ними не на одной волне.

— А чем вы занимаетесь?

— Полиграфией.

Патриция прищурилась: тот самый Бакстер, которому принадлежит одна из крупнейших типографий в городе? Повезло так повезло…

— Ну, это имеет хотя бы косвенное отношение к глянцевым журналам, — улыбнулась она.

— А вы, Патриция? Чему вы посвящаете свое время?

— Недвижимость. У меня агентство.

Остаток вечера они провели сначала за разговорами о бизнесе и бирже, потом — за менее официальной болтовней. У Патриции было чувство, что она проходит какое-то тестирование. Полевые исследования коэффициента интеллекта. Судя по восторженному выражению на лице Дэвида, она блестяще справлялась с испытанием.

Он ей нравился и одновременно вызывал тревогу. Это был тот самый типаж мужчины, который Патриция искала очень давно и за несоответствие которому отсеивались все поклонники. Богат. Умен. Сексуален.

И он на нее клюнул.

Они уехали с вечеринки около часу ночи, насмотревшись на шикарные наряды, иногда граничившие с наготой, и на людей, которые делают моду. Джессика очаровывала каких-то двух очень похожих и одинаково женоподобных парней. Дэвид пригласил Патрицию выпить по стаканчику где-нибудь в более спокойном и не травмирующем воображение месте. Она согласилась.

Разумеется, он ездил на лимузине. С личным шофером. Дэвид говорил, что любит водить и сам, но, отправляясь на вечеринки, всегда берет водителя, чтобы не отказывать себе в алкоголе.

У Патриции было чувство, что она спит. Спит и видит сон про свою осуществившуюся мечту. Но ей от этого не было ни радостно, ни грустно, ни страшно. Она ничего не ощущала, кроме смутной тревоги и желания, чтобы все поскорее закончилось. Конечно, признаваться себе в этом было стыдно, и Патриция часто и обворожительно улыбалась Дэвиду, смеялась его шуткам, которые, надо отдать должное, были не так уж плохи, и пыталась, искренне пыталась чувствовать себя счастливой.

Он повез ее во французский ресторан, они ели устриц, пили «Дом Периньон», а Патриция спрашивала себя, что же будет дальше.

— Патриция, я вам нравлюсь, признайтесь?

— Странный вопрос для первого вечера знакомства.

— Это уже не вечер, а довольно поздняя ночь.

— Тем более. Очень нескромно.

— Патриция, я хочу, чтобы вы знали о моем самом большом недостатке. — Дэвид был уже порядком пьян, но взгляд его был ясен.

— Не уверена, что мне это нужно, — попыталась отшутиться она.

— Патриция, я женат. — Если бы он говорил «у меня рак желудка» или «у меня СПИД», то трагизма в голосе хватило бы и на эти случаи.

— Неудивительно. Такому сердцееду, как вы, нелегко остаться в холостяках. Но, наверное, и под надзором супруги тоже невесело? — Патриция, вместо того чтобы расстроиться, почувствовала облегчение. Настроение стремительно поднималось, как шарик, наполненный гелием, который ветер вырвал из рук.

— Да. Моя жена — манекенщица, — с чувством произнес Дэвид.

— Повезло.

— Ха! — Он горько усмехнулся и сделал большой глоток из бокала. — Патриция, вы умная женщина. О чем бы вы говорили с девушкой, которая все свое время проводит на подиуме, в салоне или с глянцевым журналом в руках?

— А я, Дэвид, как умная женщина, не ставлю себя в такие условия, которые для меня заведомо некомфортны. — Патриция иронично улыбнулась.

— Женщины вообще мудрее мужчин.

— Лестно слышать. Тем более — от такого успешного человека, как вы. — Ей становилось скучно. Она очень не любила мужчин, которые «бьют на жалость». Жена у него, видите ли, безмозглая тощая красавица… Нашел чем пронять сердце женщины!

— Патриция, вы были в Париже?

— Да.

— А в Ницце?

— Нет, но обязательно побываю.

— Может быть, мы…

— Сомнительно, Дэвид. Знаете, уже поздно. Спасибо вам за чудный вечер, может быть, проводите меня до такси?

— Я вас отвезу, если позволите. — Он совсем сник.

— Нет, не стоит беспокоиться. Я очень люблю ездить на такси. Просто обожаю. Знаете, вот моя визитка. — Патриция порылась в сумочке и достала белый прямоугольничек с темно-синим текстом. — Если вам понадобятся какие-то услуги по продаже или покупке квартир, домов, я к вашим услугам.

— А вот моя визитка. Если вы захотите осчастливить своим обществом очень одинокого, но интересного человека…

— Интересные люди не бывают одинокими, Дэвид. Они могут так себя чувствовать, но это больше похоже на галлюцинации. Если ты интересен, к тебе тянутся люди. Это естественный закон.

— Вы жестокая.

— А вы… вы милый. Год назад я бы душу дьяволу продала за сегодняшний вечер. Проводите меня до такси?

— Конечно.

Патриция ехала домой со странным чувством обновления, как будто в нее вдохнули новую жизнь. Естественно, ничего не изменилось, у нее за спиной не выросли крылья влюбленности… Но нет лучшего способа выйти из депрессии, как выбросить пару ящиков хлама из квартиры или избавиться от трети надоевших вещей в шкафу. А сейчас Патриция чувствовала себя так, будто избавилась от кучи мусора у себя в сознании.

Дома она никак не могла заставить себя лечь спать, ходила по квартире и (сама!) наводила порядок, пила кофе со сливками и щелкала пультом в сторону телевизора.

В ее сети попался один из самых успешных и талантливых бизнесменов Вашингтона. Он за четыре года развернул свое дело от маленькой типографии, которая печатала упаковку для конфет и мороженого, до крупнейшего полиграфического центра. Женат… Но узы брака в самом деле так непрочны. Разводов становится все больше и больше.

К тому же… Если его жена — худосочная девица, которая не может связать двух слов, не то что мыслей.

Патриция сегодня была ослепительна. Она в большей или меньшей степени ослепительна всегда. Она умна, обладает хорошим чувством юмора и сильной волей. Какой-нибудь юной «мисске» не легко будет с ней соперничать.

Вот только сети, в которые угодил Дэвид Бакстер, она расставляла слишком давно. Пора уже их снять и заняться чем-нибудь другим.

Мне не нужен Бакстер. Мне не нужен Билл Гейтс, мне не нужен президент Соединенных Штатов и арабский шейх тоже не нужен! — Патриция почти напевала себе это.

К черту теорию конкурентоспособности самцов! Не работает она, не ра-бо-та-ет! Потому что не в количестве денег на счете в швейцарском банке дело! Единственный мужчина, которого она по-настоящему захотела, единственный раз в жизни, нет, второй, — Эрик, молодой врач из Филадельфии, у которого пока что ни счетов, ни особняков, ни собственных островов нет! И не важно!