Беатрис Клейтон - Счастье возможно

— Ты хочешь сказать, что ее желание ничего не значило?

Джесс добродушно хмыкнул.

— Среди здешних деревенских жителей до сих пор царят крутые патриархальные нравы. Мужчины заправляют всем, доходя до настоящего деспотизма по отношению к домашним. Но моя бабуля с пеленок отличалась неукротимым стремлением к заветной цели. Она была создана не подчиняться, а властвовать. И вот, когда молодой Гарольд с парой оболтусов, путешествуя по острову, оказался здесь, на постоялом дворе, она разглядела свой шанс. И выиграла.

В глазах Джесса блеснуло невольное восхищение. На короткое время он прервал рассказ.

— Поскольку из троих английских барчуков ей более всего приглянулся именно мой дедушка, к нему она ночью и пришла, выманив из гостиницы какой-то невразумительной запиской и бросившись к нему на шею. Не раньше, правда, чем убедилась, что свидетелями этой маленькой, но бурной сцены станут, как минимум двое из следивших за ней братьев.

Лаура застыла с раскрытым ртом.

— Она что, пыталась скомпрометировать его?

— Еще как! И преуспела в этом.

— Но мистер Раджебл, разумеется, от всего открещивался? — Она вновь вопросительно посмотрела на Джесса, пораженная бесхитростностью замысла. — Ведь он до этого даже не заговаривал с ней, правда?

— Нет, не заговаривал, — спокойно согласился Джесс. — Но сколько он ни отпирался с пеной у рта, никто ему не поверил. Пришлось выбирать между шальной пулей и возможностью узнать местные свадебные обряды, так сказать, изнутри. У него хватило благоразумия не испытывать судьбу.

— И Нелли была готова вручить свою жизнь абсолютно чужому человеку? — с недоверием спросила Лаура.

— Пусть она была просто неграмотной деревенской девчушкой, но разбираться в людях, ей было дано от природы. Бабушка признавалась мне, что была совершенно готова к тому, что брак признают недействительным сразу после отъезда с Корсики. Ведь их обвенчали фактически под дулом ружья, а двое товарищей Гарольда, которые при этом присутствовали, не замедлили бы дать соответствующие показания. Однако за время «свадебного» путешествия эти опасения были развеяны вниманием и обходительностью со стороны деда.

— Это для меня новость. Нелли всегда давала мне понять, что вышла за твоего деда по большой любви. — Чувствовалось, что Лауре нелегко сразу отказаться от привычных представлений.

— Так оно и было, — мягко подтвердил Джесс. — Лишь начало истории оказалось таким драматичным. Когда дед добрался вместе со своей пламенной корсиканочкой до старой доброй Англии, то успел потерять от нее голову. И это не только бабушкины сказки. Она позволила мне прочитать письма деда, которые тот посылал ей из Франции во время войны. Нарочно так не напишешь.

— Ну, а угрозы братьев, неужели это было серьезно? — Лаура подалась вперед, обхватив руками коленки, и глаза ее загорелись жадным интересом. — Я имею в виду, что твой дедушка, наверное, не очень-то допускал возможность, что его могут…

— Еще как допускал. Его просветили на этот счет.

— Но это же убийство! — Лаура посмотрела на него с явным недоверием.

— Ну, так что же? — Джесс сел поудобнее. — В те дни за бесчестие платили жизнью. Кстати, и поныне к корсиканкам лучше относиться с подобающим почтением. В противном случае, если смертного приговора и удастся избежать, расплата все равно будет суровой. Мало не покажется! Впрочем, когда я впервые попал сюда, остров уже захлестнула волна массового туризма, и те из приезжающих девочек, что без комплексов уже разложили свой товар на пляжах для всеобщего обозрения…

Лаура поежилась, ощущая наплыв странного чувства, похожего на ревность.

— Вот тебе была лафа! Конечно же, ты теряться не стал, — ядовито заметила она.

— Большинство молодых людей моего возраста, вероятно, не стали бы. — Ответ был уклончивым, но огонь, неожиданно загоревшийся в карих глазах, настораживал. — Знаешь, коль скоро ты такого уж низкого мнения о моей способности к самоограничению, ответь: ты правда всерьез считаешь, что я намерен ближайшие два года тренироваться, предаваясь половому воздержанию?

Ленивое стрекотание цикад, служившее фоном беседы, внезапно смолкло, словно по чьей-то неслышной команде, и вопрос повис в жутковатом молчании.

Лаура вдруг пронзительно почувствовала грозный смысл его неподвижности, насыщенной неукротимым желанием. Нежданная и непрошеная волна возбуждения прокатилась по ее телу, отозвавшись сладким трепетом мышц.

Всего несколько мгновений назад они безмятежно любовались красотой сосновой рощи, беседуя как два старых друга, — и вот в пасторальную идиллию врывается зловещее предвестие бури. Как только до нее не дошло сразу, что он планировал это столкновение с самого начала?

— Нет, ни в коем случае! — с негодованием отрезала она. — Если ты имеешь в виду меня, то можешь совокупляться где угодно и с кем угодно. Обещаю, что Рей не услышит от меня ни единой жалобы!

— Что это с тобой стряслось, любимая? — Вопрос был явно для красного словца, и Джесс бойко продолжал: — Ты просто представить себе не можешь, как я счастлив это слышать!

Запоздало сообразив, что он намеренно передернул смысл тирады, Лаура уже открыла рот, чтобы возразить, но, прежде чем ей удалось облечь мысли в слова, Джесс рывком опрокинул ее навзничь и пружинисто накрыл сверху своим телом.

Даже не будь эта атака столь неожиданной, ей бы не удалось дать отпор из-за предательства собственной плоти, которая затрепетала от близости столь физически притягательного мужчины, как Джесс Фоклейн. Оглушенная ударами его сердца, бившегося непостижимо близко, Лаура почувствовала, что от поцелуя ей не уйти. Закрыв глаза, она оказалась в незримой власти его губ, бессознательно отвечая на их мягкие требовательные движения, избежать которых ей уже не хотелось. Скрывать то, что творилось в душе, было бессмысленно, и дыхание вырвалось из ее горла с глубоким всхлипом прощания со свободой.

— О ком ты сейчас думаешь? — Голос Джесса был грубым и сдавленным от какого-то переживания, над природой которого, не говоря уже о смысле, ей некогда было раздумывать, потому что тепло его пальцев уже проникло в нехитрый разрез простенькой блузки. Гася бедрами конвульсивные изгибы рвущегося на волю девичьего тела, он не сводил глаз с ее зардевшегося личика.

— Какая… разница? — выдавила Лаура, вся дрожа. Сердце неистово колотилось в дюйме от его руки, которой он с неторопливой основательностью ласкал обтянутые кружевом упругие груди, умудряясь слить воедино нежность любовника с коварством обольстителя.

Что он ожидал услышать? Признание того, что чувства по отношению к нему даже теплее, чем она когда-либо признавалась самой себе? Боже милосердный! Неужели он жаждет ее унижения в обмен на обманчивую сладость своих ласк?