Элизабет Хардвиг - Охотница за удачей

— Мэтью, — спокойно и настойчиво заговорила Оливия, — перестань смотреть на меня, словно я нечто отвратительное. Мое предложение сугубо деловое… Ты слышишь меня?

Он громко и протяжно ответил:

— Слы-ышу-у!

Оливия по-прежнему стояла в его объятиях, положив ладони ему на грудь. От него едва уловимо пахло потом и неясной опасностью. Вид у него был совсем не деловой. Впрочем, себя она тоже чувствовала совсем не по-деловому. Попробуй сохранить деловой вид, когда его губы в дюйме от твоих и ты ощущаешь его всем телом. С трудом сохраняя ясность мыслей, она четко произнесла:

— Строго деловое. Мне нужен муж на три месяца. Брак на время, только и всего. Конечно, оформленный по всем правилам.

— Только и всего? — повторил он с таким сарказмом, что ее передернуло.

— Я бы заплатила тебе, Мэтью. Большие деньги. Ты мог бы вложить их в покупку яхту, чтобы возместить потерю «Медузы».

— Переживать по поводу «Медузы» предоставь мне, — сердито заметил он. — Ты ничего не знаешь обо мне, а предлагаешь на тебе жениться? Забираю назад свое заявление о твоем уме. Можете отправляться на ланч, леди.

Нервы Оливии были на пределе, она пристально посмотрела на него. Похоже, за внешним гневом скрывается разочарование. Словно она унизила его.

Оливия растерялась.

— Я знаю о тебе очень много. Ты отважный — спас своего друга, так? Ты любишь приключения, иначе бы ты не полез на одну из самых недоступных вершин в мире. Ты в высшей степени привлекательный и порядочный человек. Когда наверху я сказала «нет», ты сразу отпустил меня. — Она вдруг отпрянула от него. — Я все делаю неправильно!

— В конце концов ты сделаешь что-нибудь правильно. Почему на три месяца, Оливия? И где ты возьмешь деньги, чтобы заплатить мне? Ограбишь банк?

Ветер швырнул длинную прядь волос ей в лицо. Она откинула ее и спокойно ответила:

— Мой отец богатый человек. А два года назад я получила в наследство трастовый фонд матери. Я готова заплатить тебе семьдесят тысяч долларов.

Услышав размер суммы, Мэтью даже глазом не моргнул. Думал он о другом.

— Тогда почему ты работаешь в службе береговой охраны?

Она пропустила вопрос мимо ушей.

— Брак заключается на определенных условиях, — строго сказала она. — Первое — высокая степень секретности.

— Скажи мне сразу остальные.

Его снисходительный тон вызывал у нее раздражение, словно он разговаривал с десятилетней девочкой!

— Никакого секса. По окончании срока никаких контактов: ты исчезаешь из моей жизни. Навсегда. На таких условиях заключается контракт.

— Очаровательно! — воскликнул Мэтью.

— Я же сказала, это деловое предложение. Никакого романа века.

— Нет, это знак, что я абсолютный дурак! Хотя, должен признаться, когда я предлагал тебе помощь в благодарность за спасение моей жизни, у меня и в мыслях не было на тебе жениться. — Он взял в руку прядь ее волос, на солнце они сверкали как тончайшая медная проволока. — Никакого секса, говоришь? — тихо спросил он. — А ты уверена в этом?

Она отпрянула, но он не отпустил ее волосы.

— Никакого секса. Именно это я и сказала.

Руки его упали.

— Ответ отрицательный.

— Но…

— Мне плевать на то, что ты богата. Я не продаюсь.

Его лицо выражало такое презрение, что ей показалось, будто ее раздели донага. Она почувствовала себя беззащитной, пристыженной и бесконечно одинокой. Он ненавидит и презирает меня, подумала Оливия. Боже, зачем я только затеяла это?!

В отчаянии она рванулась и побежала вниз по склону, слезы слепили ей глаза. Какая же она дура! Опять поступила необдуманно. Недаром отец всегда сердился на нее: вначале делает, потом думает.

Где-то близко за спиной она услышала голос Мэтью:

— Оливия!.. Боже мой, тормози, пока не сломала себе шею!

Прямо как отец: не делай того, не делай этого, тут небезопасно, там ушибешься. Она ненавидит их обоих. Утирая глаза, она не заметила выпирающего из-под земли корня, споткнулась и полетела вниз. Она успела выбросить вперед руки и упала на землю, придавив плечом папоротник и содрав ладони. Щекой она сильно ударилась о камень и заплакала от боли, но, пожалуй, больше от обиды.

В два прыжка Мэтью оказался рядом и поднял ее.

— Ушиблась? Дай посмотрю лицо.

Что-то новое прозвучало в его голосе, но только не презрение. Она спрятала лицо у него на груди и зарыдала.

— Он умирает… неужели не понятно? Он умирает… вот почему… я должна выйти замуж, — захлебываясь слезами, выкрикивала она.

— Кто умирает?

— Мой отец. — Она всхлипнула. — Три месяца осталось, сказал врач. Он и я, мы не были… я решила хоть раз поступить как хорошая дочь. О, Мэтью, я не знаю, что мне теперь делать!

Мэтью решительно прервал ее.

— Никак не пойму, о чем ты говоришь, но с этим мы еще разберемся. Сейчас я отнесу тебя вниз, отвезу домой и обработаю тебе ссадины, а потом ты спокойно все объяснишь. Вот… вытри нос. — И он подал ей белоснежный носовой платок.

Оливия ненавидела, когда указывали, что ей надо делать, но на сей раз послушно высморкалась.

— Ты не сможешь меня донести, тут еще далеко.

— Попытаюсь. — Он поднял ее на руки и пошел, осторожно ступая, вниз. — И помолчи. За последние десять минут ты наговорила более чем достаточно.

— Ты очень любишь командовать, — сказала Оливия, прислонилась травмированной щекой к его груди и закрыла глаза. Чувство безопасности и покоя охватило ее. Она всегда ненавидела покой и безопасность, так почему ей так приятно подчиняться Мэтью? Человеку, которого, несмотря на свои заверения, она едва знает. Щека болела. Болело бедро, колени и руки. Но сильнее всего была уязвлена ее гордость. Мэтью сказал «нет».

Наконец Мэтью увидел вдалеке машину Оливии. Он тяжело дышал. Похоже, ты потерял форму, приятель, подумал он и посмотрел на женщину, которую держал на руках. Глаза закрыты, на лице еще видны следы слез, колени ободраны и в грязи. Она с такой доверчивостью притулилась у него на груди, что он почувствовал себя тронутым до глубины души. Такое он себе давно уже не позволял. И правильно. Женщинам, как только они узнают о его богатстве, ни в коем случае нельзя доверять. Конечно, он позволял женщинам трогать себя, но совсем в другом смысле. Вот почему он так разозлился, когда Оливия на голубом глазу предложила ему жениться на ней. Неужели он похож на идиота? Или производит впечатление наивного младенца? Как она осмелилась попытаться окрутить его таким образом? Хуже другое, что на самом деле он глубоко разочарован. Она оказалась такой же, как все остальные его пассии. Мэгги, которая преследовала его, утверждая, что беременна от него, или Миранда, угрожавшая судом за нарушение обещания жениться, Бекки, Роуда, Селин, которые швырялись его деньгами, словно они вышли из моды. Ему показалось, что Оливия совсем другая, что она искренне равнодушна к его деньгам, неважно, читала она ту статью или нет. Он привык отбиваться от женщин, а не бегать за ними. Не было ли ее вчерашнее прощание с ним одной из причин, почему он не улетел утром?