Тони Молхо - Три грации

Щупленький спутник его, тоже выпростав голову из инопланетного скафандра, оказался Рахелью — щеки ее разрумянились от сдавливающих внутренних подушек шлема, а голубые глаза сияли от счастья — и Джуди вдруг увидела ее двадцатилетней, бесшабашной девчонкой, летящей верхом на лакированном мотоцикле, как на метле. Так, счастливая и юная, она носилась в черном лакированном «форде» этого ловеласа Ави, так и сейчас, на склоне лет… Господи, неужели мы вообще не меняемся?

Н* согнул руку бубликом и ловко подал даме с полупоклоном, как полагается, причем широкие полы ковбойской шляпы закрыли глаза наподобие мушкетерской. Просторная грубая клетчатая рубаха, наброшенная на потертую футболку, развевалась при ходьбе как мушкетерский плащ, и Джуди чуть было не прыснула со смеху в своем убежище — ну вылитый Портос, с объемистым брюхом, локонами до плеч и обольстительной улыбкой на круглой кошачьей морде. Правда, Рахель совсем была не похожа на госпожу Кокнар, но что мы, собственно, знаем о госпоже прокурорше? Может, это была такая же деловая хваткая дама, как нынешние бизнес-леди, цепко держащая в своих ухоженных французскими притираниями ручках прокурорскую контору, а заодно — и лихих мушкетеров, то есть личных телохранителей. Вполне современно, не правда ли?

Итак, романтическая пара, обмениваясь обольстительными взорами и улыбаясь сладкими улыбками, под ручку прошествовала в дом. Обескураженная Джуди осталась в своем убежище переживать подсмотренное.

Ого! — вертелось в голове. И что же это мы имеем?.. Жизнь продолжается!..

Потом ярко, по-праздничному зажегся свет в окне пожилой леди, и через минуту с треском захлопнулась плотная штора. Так. Намек понят.

Тридцатилетняя старая дева с чувством оскорбленного достоинства выбралась из приторных жасминных кустов и продолжила одинокий обход территории. Чужие приключения и забавы ее не интересуют. Точка.

Совсем стемнело, и на всем участке зажглись низкие декоративные фонарики. Гуще запахли ночные цветы. Заплясали вокруг фонариков белые ночные бабочки. Где-то далеко ухнула сова — протяжно, со вздохом. С гор потянуло холодным ночным ветерком, и наша путешественница зябко поежилась — пора и домой. К теплым ночным туфлям, мягкому пледу, золотому кругу от абажура настольной лампы, к тому, о чем только можно мечтать во время сумасшедших дежурств в бессонной больнице, на жестком пластиковом стуле, под стосвечовыми безжалостными лампами приемного покоя. И тут — о чудо! — все это есть! Так чего же ты торчишь во дворе, дурочка?..

Она решительно задернула оконную занавеску, переоделась в уютнейшую байковую пижаму с розовыми кувыркающимися овечками, умылась чистейшей водой, которая на нашем прославленном Севере течет в дома прямо из родника, и с удовольствием забралась под пуховое, вкусно хрустящее одеяло. С удовольствием и с книжкой — «Все об идеальном мужчине», заботливо подаренной ей любящим братцем Майклом перед отъездом. Предусмотрительный братец! Глянцевая обложка, глянцевая приторная рожа этого самого идеального, глянцевая плотоядная улыбка и глянцевые розы, машины и обручальные кольца — идеальное чтиво перед совместной поездкой на курорт, где, видимо, Майкл планировал познакомить сестру с кем-нибудь достойным.

Все-таки мое затянувшееся девичество беспокоит пуританскую семью, подумала Джуди и сравнила глянцевую голливудскую морду с длинным, сухим, как у породистой борзой, лицом стопроцентного янки. Нет, лощеный красавец и в подметки не годится обыкновенному, белобрысому и сухому как моль Бену. Нет! Даже нечего и сравнивать!.. Но все-таки интересно почитать, о чем же ответственный старший брат хотел поведать младшей незамужней сестренке. Повернула розовый абажур прикроватной лампочки так, чтобы не слепил глаза, пристроила под руку мешочек с любимыми кисло-сладкими леденцами, а под другую — подушку помягче, подоткнула пуховое одеяло со всех сторон, свернулась удобным калачиком, и тут из окна донесся тихий вкрадчивый звук…

Или показалось?..

Опять тихий, противный, беспокоящий душу звук. По стеклу… Кто-то скребется…

Может, ветка пихты?..

…И по раме.

Скребет.

А теперь — стучит. Негромко, но отчетливо. И требовательно.

Подойти?.. Или не надо? Кто там — свои или чужие?

Все свои умеют входить в дверь.

Ветки так не стучат. Требовательно.

Проклиная все на свете, Джуди вытащила согревшиеся было ноги из-под одеяла и замерла. А может, не надо подходить? Как к телефону. Пусть себе звонит. Меня нет дома… Но стук продолжался.

Черт!

Джуди потушила свет в комнате, чтобы можно было увидеть того, непрошеного, с другой стороны темного стекла, отодвинула штору и вгляделась в чернильную темень. Вгляделась и отпрянула. Прямо на уровне ее глаз в кромешной темноте плавало белое человеческое лицо — подвешенное среди мрака.

Повешенный! На пихте! Перед ее окном!

Она судорожно зажала рот рукой, чтобы не закричать от ужаса, — и тут белая маска ожила, растянула в страшной улыбке тонкие бескровные губы и стала беззвучно шевелить ими, как в музее мадам Тюссо.

Господи! Какой ужас!

Джуди в панике отпрыгнула от окна и бешеным движением задернула тяжелую штору, чтобы закрыть ужасный мертвый лик, но тут преступный голос повешенного прохрипел:

— Прости, я не хотел тебя пугать!

Что-то знакомое — может, акцент или интонации? — послышалось в голосе, раздающемся из-за окна. Настолько знакомое, что испуганная барышня решилась приоткрыть плотную штору и, не подходя к окну, издалека взглянуть в черное пространство.

— Что? Не ждала? — Насмешливый голос Бена вернул несчастную пуританку к жизни.

Капельки холодного пота высыхали на спине, стягивая кожу. Она все поняла. Свет от проклятых низеньких фонариков, меловым тоном заливавший лицо снизу, уродовал его, превращая в страшную маску мертвеца. Тела не было видно, и ужасающая маска плавала в кромешной темноте, как подвешенная. Уф!..

— Черт бы тебя побрал! — с чувством ответила гостеприимная хозяйка и открыла створки окна, чтобы было удобнее разговаривать. Непрошеный гость удовлетворенно осклабился. — Как вы тут очутились? Я не слышала шума автобуса!

— Как очутился? — Вопрос, казалось, удивил гостя. — С попутным ветром прилетел, как же еще? А насчет того, что не слышали, — простите, мадам, но ведь и вы летаете на своей метле совершенно бесшумно! Не всегда надо привлекать внимание к нашим скромным особам! Не так ли? Или я ошибаюсь?

Ошарашенная Джуди не нашлась, что ответить, а гость, по-прежнему без малейшего усилия паря в воздухе, невозмутимо продолжал:

— Я, собственно, прибыл лишь для того, чтобы сообщить вам, алмазная донна, что наша юная Афродита осталась ночевать в гостинице у Итамара. Только чтобы вы с Рахелью не волновались.