Несси Остин - Золотая рыбка

И все-таки эта рутина менее пугала Натана, чем однообразные семейные будни. Семья, брак — сами слова повергали его в уныние. Размеренный быт, возвращение домой с работы всегда в одно и то же время, а по пятницам на час-другой раньше обычного, торжественные семейные обеды… При одной мысли о том, что так может пройти вся жизнь, Натана бросало в дрожь. Все равно что самому затвориться в темнице, а ключи выбросить.

Оглядываясь по сторонам, он видел немало примеров семейной жизни, строящейся по другому сценарию, когда брак заключался не «по любви», а из соображений карьеры, престижа или выгоды. Обычно в таких союзах оба супруга умудрялись жить так, словно никакой свадьбы и не было вовсе. У мужа свои интересы, увлечения, работа и круг приятелей, у жены — свои. Рутины тут, пожалуй, было поменьше, зато и смысла особого тоже. Точнее, смысла в подобных браках Натан не видел вообще: ну зачем обзаводиться семьей, если это никак не влияет на твою жизнь? А если влияет, значит, ограничивает свободу, что еще хуже. Тупик.

И тупик этот вел прямиком к одиночеству. Но одиночества как раз Натан боялся куда меньше любой рутины. В детстве он настолько был лишен возможности побыть одному, остаться наедине со своими мыслями и мечтами, что с тех пор привык видеть в одиночестве не проклятие, а бесценный дар.

В общине, где прошло детство Натана, никто, даже ребенок, никогда не мог надолго остаться в одиночестве. Во-первых, элементарно не хватало места: в маленькой комнате, что служила и спальней, и гостиной, и молельней, помимо самого Натана ютились его ворчливая и вечно недовольная всем на свете бабка и двое столь же ворчливых и недовольных ее сыновей. Потом один из них женился и, быстро обзаведясь многочисленным потомством, начал жить отдельно, но лучше не стало. Все равно постоянно захаживали какие-нибудь странствующие проповедники, «святые люди», блаженненькие и прочий малоприятный люд — бабка Натана принадлежала к секте «серых праведников», одним из основных жизненных принципов которых был полный отказ от каких-либо собственных интересов и увлечений. Натана и других столь же несчастных детишек даже в школу пускать не хотели. По счастью, вмешались какие-то государственные структуры, так что учиться детям все-таки позволили.

Школа, пусть и самая бедная, открыла Натану дверь в иной мир. Правда, особенно поначалу, остальные дети часто дразнили их, одетых в латаные-перелатаные костюмчики и дырявые ботинки, «маленькими святошами». Однако крепкие кулаки рослого и сильного от природы Натана быстро доказали обидчикам: иной «святоша» отлично может постоять за себя. Так что его оставили в покое и он обрел желанное одиночество, хотя бы на время уроков. Потом мало-помалу у него появились приятели среди мальчишек из обычных семей. Поскольку район, где они жили, был, мягко говоря, не из престижных, то детей из неполных семей тоже хватало и никто не презирал «безотцовщину». Правда, у большинства ребят имелись хотя бы матери, а Натана воспитывала бабка. И еще, остальные ребята, как правило, знали о своих отцах хоть что-то: как их звали, чем те занимались.

Натан же не знал об отце ничего. Совершенно ничего. Если о матери бабка, ворча, иногда и рассказывала какие-то мелочи, то, стоило мальчику заикнуться об отце, темнела, как грозовая туча, и тотчас же находила внуку занятие по дому, притом как можно нуднее и неприятнее. Дяди же в таких случаях всегда находили повод дать ему подзатыльник. А главное — все равно никто ничего Натану не говорил. И он смирился с неизвестностью, порой цинично спрашивая себя, а знают ли они сами, кто был его отцом, или просто не хотят признаться в том, что точно так же, как он, теряются в догадках.

Но даже когда Натан ушел из семьи, а случилось это, когда ему исполнилось четырнадцать лет, он не прекратил отношений насовсем. Чувство долга заставляло его помогать бабушке материально и даже время от времени навещать. Радости эти визиты, честно говоря, не приносили никакой. Собираясь туда, Натан заранее знал, что его ждет: попреки в «отступничестве», ворчание, неодобрение любых его слов или поступков, как и стиля жизни в целом. Нет, деньги у него принимали очень даже охотно, но все они, как ни печально, шли в основном на пожертвования очередному «святому проповеднику».

Когда же бабка умерла, Натан попытался найти в ее комнатушке хоть какие-нибудь документы или просто записки, способные пролить свет на тайну его происхождения, но тщетно. И он окончательно смирился. Перестал думать и гадать, кто был его отцом. В конце концов, если человек за тридцать с лишним лет не нашел нужным объявиться, хотя бы раз взглянуть на своего сына, то и отцом его считать совершенно необязательно, а искать — напрасная трата времени…

Оторвавшись от воспоминаний, а заодно и от зеркала, Натан быстро докончил утренние сборы и через десять минут уже садился в машину. Водить он любил. Хотя многие бизнесмены его ранга считали, что самому сидеть за рулем неприлично — на это существуют шоферы. Равно как неприлично сварить себе кофе или поджарить яичницу — на это существуют повара. Натану же обслуживать себя было отнюдь не в тягость, куда тягостнее ему казалось терпеть при себе совершенно посторонних людей. За рулем, например, ему очень неплохо думалось — он много раз замечал, что именно в машине в голову приходят всякие полезные идеи или нужные решения.

Но сегодня, выводя машину из подземного гаража, он почувствовал вдруг помимо обычного приятного ощущения слияния со «стальным конем» еще и некое давно забытое воодушевление, чуть ли не радостное предвкушение грядущего дня. Интересно, с какой еще стати? День как день, ничего особенного. Быть может, все из-за того, что сегодня начинаются съемки рекламного ролика? Еще один шаг к завершению проекта, который перестал будоражить воображение. Еще один шаг к новой главе в жизни.

Однако, покопавшись в себе, Натан понял: правда совсем не в этом. Правда в том, что ему почему-то очень хочется снова увидеть ту дерзкую актрисочку. Как там ее зовут? Габриель, кажется. Точно, Габриель. Красивое имя. И обладательница его тоже очень красива. Да еще и с характером. Строптивая, упрямая, отважная, умеющая отстаивать свое мнение. Редкие достоинства.

Если разобраться, Натану не так уж и обязательно было сегодня самому ехать на съемочную площадку. Лаура Крофт обо всем позаботится — в конце концов она профессионал экстракласса. Можно не сомневаться: снимать будет лучший режиссер с самой лучшей съемочной группой, на лучшей пленке и так далее, и так далее.

Все равно нужен личный контроль, твердо сказал себе Натан. И ведь знал, отлично знал, что обманывает себя. Ему просто не терпелось увидеть Габриель за работой. Увидеть эти чудесные локоны, васильки глаз, густые ресницы. Увидеть, как по губам ее скользнет улыбка — наполовину дерзкая, вызывающая, наполовину мечтательная и застенчивая. Снова почуять скрытую в глубине глаз тайну… Что, черт возьми, это за тайна? И почему ему кажется, будто она имеет отношение к нему? Ведь это просто смешно: девчонка впервые увидела его только на пробах!