Памела Робертс - Драгоценный дар

Что бы ты ответил, а? Конечно, я поклялась ему заботиться о маленьком Джеррике. Отец удовлетворенно вздохнул, еле заметно сжал мои пальцы в знак благодарности и почти сразу же снова потерял сознание. Он действительно прожил еще семь минут.

Ну вот, так я и осталась одна на всем свете с больным братом — ведь Джеррик и есть мой брат, сводный, — и без денег. Только тогда я этого не знала. Это выяснилось позднее. И то, что дом заложен и перезаложен, и то, что страховка аннулирована… Короче говоря, я похоронила отца и Лесли, взяла Джерри и вернулась в Чикаго. А там начались проблемы. Я не могла оставлять малыша одного дома, он даже горшком так и не научился пользоваться… Ни в одно нормальное детское учреждение его, естественно, не брали. Первое время я нанимала няню, пока не вернулась однажды домой раньше обычного и не застала моего малыша в ужасном виде, в грязных и мокрых штанишках, запертым в темной ванной.

Она так тяжело вздохнула, что Марк немедленно вскочил, налил в бокал еще немного джина и заставил ее выпить.

Спасибо. Знаешь, когда я вспоминаю, что тогда почувствовала, то думаю, это был единственный момент в моей жизни, когда я действительно была способна на убийство. Но я даже в суд на нее не подала, потому что не располагала средствами на юриста. Взяла две недели за свой счет и провела их с Джерри. Он прелестный малыш, правда, Марки, просто чудо. Ласковый, доверчивый. Я читала ему сказки, водила гулять в садик неподалеку — машину давно пришлось продать — готовила его любимые картофельные оладьи. Но две недели пролетели почти незаметно, и мне надо было выходить на работу. На сей раз я обратилась в агентство по найму и мне прислали помощницу, но она сбежала через неделю. Потом… Нет, не стоит перечислять все попытки. Я даже на какое-то время попробовала устроить Джеррика в соответствующее госучреждение, но оно оказалось не намного лучше, чем та нянька. Я была в отчаянии. Деньги буквально таяли в руках. Так продолжалось около года. Я уже была на грани нервного срыва, когда одна приятельница пожалела меня и сказала, что посидит вечером с Джерри, чтобы я сходила куда-нибудь немного развеяться. Не помню даже, как и почему решилась принять ее предложение, но вечером я оказалась в баре отеля «Марриот». Там-то Лайонел и заметил меня. Вот, собственно говоря, и вся предыстория моего злосчастного брака. Он сделал мне предложение, я с радостью приняла его. Да что там с радостью, я просто счастлива была, что могу расслабиться и перестать думать о деньгах. Лайонел поначалу был довольно щедрым и внимательным. Дал мне денег, чтобы устроить Джеррика в прекрасное заведение, где за ним не только ухаживают, но и лечат. У него там обнаружили запущенную болезнь сердца. Бедный мой, славный малыш. И за что только Господь так обидел несчастного ребенка?

Марк встал, подошел к Вирджинии, обнял ее одной рукой, а второй написал:

Он сделал это не нарочно и исправил свою оплошность, дав малышу такую замечательную сестру.

Она прислонилась лбом к его широкой груди, изо всех сил прижалась. Марк ощутил ее горячие слезы и нежно поцеловал трогательный и такой беззащитный затылок. Вирджиния несколько раз всхлипнула, вытерла пальцами мокрые глаза и продолжила, задумчиво хмурясь:

Знаешь, сколько бы я ни размышляла о том, не я ли все же убила Лайонела, каждый раз приходила к одному и тому же выводу. Я же не могла не предвидеть, что меня легко будет разоблачить, поймать и посадить или даже казнить, верно? Ведь на меня естественным образом падает подозрение прежде всего. Так вот, я ни за что не совершила бы ничего, что угрожало бы благополучию Джерри. А сейчас… сейчас я места себе не нахожу, думая о том, что же с ним станет, если меня осудят.

Ее отчаяние было столь велико, что Марк не устоял и утешил ее так, как влюбленный мужчина может утешить женщину, которую обожает и боготворит, — поцелуем нежным и долгим, как настоящая любовь.

Ты веришь мне, Марки, веришь? — написала Вирджиния и впилась в него взглядом, когда он уселся напротив нее.

Да, любовь моя, верю. Конечно, верю. Если бы ты видела свои глаза, то не спрашивала бы. Они не могут обмануть меня.

Марки, я умоляю тебя, помоги мне, спаси Джеррика. Его жизнь зависит от моей.

Ее прекрасные карие глаза снова были полны горячей, готовой в любую секунду пролиться влагой. Он почувствовал, как в горле встал большой плотный ком. От умиления, жалости и почти невыносимого страха. Что, если он не сумеет, не найдет убийцу? Что будет с этой женщиной, внезапно вошедшей в его жизнь и занявшей в ней самое важное место? И что будет с маленьким больным мальчиком, у которого нет на свете ни одной родной души, кроме нее? И с ним самим?

Не волнуйся, сокровище мое, я обещаю, что все будет хорошо. Клянусь тебе. Клянусь, — написал он, надеясь, что ей его слова покажутся убедительнее, чем ему. Он не испытывал угрызений совести, что внушает ей надежду, которую не ощущает сам. Ее ожидало суровое испытание, и она должна была выдержать его с честью. А для этого необходимы силы и вера в успех. — Джинни, все, о чем ты сейчас рассказала мне, необходимо немедленно отправить Эдди. Я имею в виду мистера Бернштейна. Можешь это сделать?

Она кивнула и проворно защелкала клавишами.

Готово. Что теперь?

Теперь я хочу позвонить ему и поговорить. Ты немного передохни, успокойся. И мы продолжим.

Хочешь, сварю тебе кофе? Уже почти полдень. И поесть чего-нибудь приготовлю? Мне так хочется накормить тебя, любимый мой.

Марк кивнул и с улыбкой смотрел, как Вирджиния заторопилась к выходу их библиотеки. Потом тяжко вздохнул и набрал десять цифр.

— Бетти? Добрый день, это Стэтсон. Извините, что тревожу, но мне необходимо срочно переговорить с вашим супругом. В офисе? Но ведь сегодня… О! Понимаю. Благодарю вас, Бетти. Еще раз простите за беспокойство.

Да, похоже, дела совсем плохи. Чтобы Эдди проводил субботу на работе… О, женщины, женщины…

Марк покачал головой, порылся в карманах, отыскал записную книжку и позвонил по другому номеру.

— Эдди? Привет, приятель, как поживаешь? — начал он.

— Скверно, — мрачно буркнул его друг. — Но, полагаю, что ты позвонил не для того, чтобы осведомиться о моем здоровье или настроении. Ты поговорил с Вирджинией? Какое у тебя впечатление?

— Ну, полагаю, мне необходимо извиниться перед тобой. Ты лучше разбираешься в людях, чем я.

— Нет, Марки, просто у тебя раньше не было возможности увидеть этого конкретного человека, чтобы судить о нем. Но я рад, что ты изменил свое мнение.

— Не могу сказать о себе того же. Я в ужасе.

— От чего?

— От стоящей передо мной задачи и от того, что произойдет, если я не справлюсь. Наш приятель Бр…

— Марки, — перебил его Бернштейн, — не стоит упоминать некоторые имена всуе. По крайней мере по телефону. Может, я напрасно психую, но мало ли кто слушает наш разговор.