Сьюзен Хаувотч - Песня любви

Джеймс Мэлори точно почувствовал момент, когда напряжение с нее спало, и она поверила в то, что он действительно считает: они не знакомы. В какой-то миг был шанс, что она могла напомнить об их прежней встрече, и он буквально затаил дыхание, когда девушка его узнала, опасаясь, что она с ходу способна испортить всю игру, дав волю своему темпераменту, полное представление о коем он имел возможность получить в тот вечер в таверне. Но, не подозревая о его затее, она, видимо, решила попридержать язык за зубами и вести себя соответственно нынешнему обличью, чего, собственно, он и ожидал от нее.

Он мог бы вовсе расслабиться, если бы не сексуальное напряжение, охватившее его в тот момент, когда она переступила порог комнаты, чувство, которое ни одна женщина не вселяла в него с такой остротой вот уже... Боже, такое случалось столь давно, что он даже и вспомнить не мог, когда подобное имело место в последний раз. Женщины просто сделались, чрезвычайно легко доступными. Даже волокитство за дамами наперегонки с Энтони перестало будить в нем стремление принять участие в этом состязании задолго до того, как он десять лет назад уехал из Англии. Спортивный азарт будило в нем само соревнование, но не цель. Победа над конкретной дамой не играла особой роли, когда имелась возможность столь богатого выбора.

Но здесь было что-то иное, он ощутил некий вызов, и победа приобретала бы особое значение. Само это обстоятельство приводило в замешательство его как мужчину столь богатого опыта. В кои-то веки ему не было безразлично, с какой женщиной он имеет дело. Он желал именно эту. Возможно, это объяснялось тем, что однажды он уже ее упустил, что совершенно выбило его из колеи. А может, причиной тому загадочность, которой она окутана. Или же все сводилось к ее маленькой симпатичной попке, которая так хорошо ему запомнилась.

Какой бы ни были причина, обладание девушкой делалось для него сверхважным, хотя исход дела был явно не предрешен. Вот почему скорлупа скуки, в которой он пребывал, треснула и рассыпалась, и он оказался в плену напряжения, которое не позволяло ему чувствовать себя свободно и раскованно, когда она оказалась в непосредственной близости от него. Откровенно говоря, он был на грани проявления чисто физического возбуждения, что было бы абсолютно нелепо, учитывая, что он даже к ней не притронулся, да и не мог бы этого сделать, по меньшей мере в той степени, в какой ему бы того хотелось, если уж намеревался довести свою игру до конца. А игра эта сулила слишком много восхитительных моментов, чтобы ее уже прекратить.

В итоге он увеличил расстояние между собой и предметом, его искушавшим, отойдя к столу и начав знакомиться с тем, что скрывалось под серебряными куполками на подносе. Еще до того, как он закончил, раздался стук в дверь, который и должен был раздаться.

—Джорджи, ты тут?

—Капитан?

Он взглянул на нее через плечо:

—Это твое имя?

—Да, именно Джорджи.

Он кивнул.

—Это, должно быть, Арти с моими чемоданами. Ты можешь из них все вынуть, пока я познакомлюсь с этой остывшей провизией.

—Вы не хотели бы, чтобы я ее разогрел, капитан?

Он уловил в ее голосе нотки надежды на то, что ей удастся уйти из комнаты, однако твердо решил не упускать ее из поля зрения до тех пор, пока «Мэйден Энн» не оставила далеко позади себя берега Британии. Если она обладала хоть в какой-то мере здравым смыслом, ей бы следовало понимать, что риск быть разоблаченной резко возрос вследствие их предыдущей встречи и что если даже он не подает сейчас признаков того, что помнит ее, это может произойти в любой момент. Исходя из этого, она вполне могла обдумывать возможность сбежать с корабля, пока не слишком поздно, даже если бы для этого пришлось отправиться вплавь к берегу — если она умеет плавать. Он не собирался предоставлять ей такую возможность.

—С едой все в порядке. В любом случае, аппетит сейчас у меня невелик. — Когда же она продолжала просто стоять, он добавил: — Дверь, милый мальчик. Сама она не отворится.

Он заметил поджатые губы, когда она двинулась к двери.

Ей были не по душе понукания. Или же не по ней был его сухой тон? Он также отметил ту властную манеру, с которой она давала указания весьма сварливому Арти относительно того, куда ставить вещи, за что и получила от матроса ответный косой взгляд, что в миг заставило ее изменить стиль поведения и сделаться безответным юным пареньком.

Джеймс едва не расхохотался, удержало его то, что он понял: у девушки будут возникать проблемы с ее вспыльчивым характером, если в тот момент, когда она вспыхнет, вдруг забудет, за кого себя выдает. Команда не станет мириться с такой заносчивостью зеленого подростка. Если он сам не объявит, что паренек находится под его личным покровительством, — что приведет к насмешкам у него за спиной новых членов его экипажа и к более пристальным взглядам старых членов команды, а Конни станет покатываться со смеху на палубе, — Джеймсу остается попросту глаз не спускать с Джорджи Макдонелла. Беды в том не было. Она весьма симпатична в этом своем мальчишечьем наряде.

Запомнившаяся ему вязаная шапочка полностью скрывала от его взгляда ее волосы, хотя соболиные брови указывали на то, что они должны быть темного цвета, возможно, такие же темно-коричневые, как и ее глаза. Под шапочкой не видно никаких подозрительных бугорков, значит, либо у нее была изначально короткая стрижка, либо, готовясь изменить свой облик, она состригла волосы — он сильно надеялся, что она этого не сделала.

Закрытая белая туника с длинными рукавами доходила ей примерно до середины бедер, полностью скрывая ее аппетитную попку. Он попытался вообразить, что она сотворила со своей грудью, а также со стройной талией, за которую он ее держал и которая так ему запомнилась. Туника не только не была мешкообразной, но просто-таки облегала ее фигуру, придавая ей четкие очертания, чему способствовал и широкий пояс. Если и могли быть заметны некие выпуклости, то их скрывала короткая жилетка, надетая поверх туники.

То была идеальная для этих целей деталь костюма. Овчина с одной стороны, жесткая кожа — с другой, жилетка сидела на ней наподобие стальной клетки, обтягивала так, что ее бы не смог отлепить самый сильный ветер. Жилетка открывала взору спереди лишь дюйма три ее туники, три дюйма плоской груди и плоский живот.

Все остальное было скрыто туникой — до того места, где начинались ее темно-желтые штаны, закрывающие колени. Ниже шли толстые шерстяные чулки, скрывающие стройные лодыжки. Не слишком свободные и не чересчур облегающие, они заставляли смотреться хорошо очерченные ножки ногами обычного юного паренька.

Он молча следил за тем, как она тщательно разобрала все вещи в его чемоданах, найдя место для каждой либо в высоком комоде, либо в платяном шкафу.