Элеанор Браунлей - Голос сердца

— Теперь ты хочешь быть объективной.

— Не совсем, — Нина улыбнулась в ответ на предположение матери. — Но я не люблю ультиматумов. И я не хочу, чтобы мое решение выглядело так, как будто я наказываю Патрицию за тот выбор, который она сделала много лет назад.

— Я никогда не встречалась с этой женщиной, но о ней ходила масса слухов. Кто-то однажды сказал мне, что она обладала особым полем и притягивала к себе людей, как магнит. А те, кого Патриция приближала к себе, становились ее рабами и выполняли любую ее волю.

— Звучит зловеще, — отозвалась Нина, вспоминая элегантную пожилую женщину, появившуюся три месяца назад в ее демонстрационном зале. — Когда мы с ней беседовали, я не почувствовала, чтобы Патриция пыталась чем-то околдовать меня.

— Конечно нет. Она всего лишь осыпала тебя драгоценностями, — с этими словами Фрэнсис переключилась на салат.

Нина поняла, что мать немного успокоилась, но решила дать ей возможность высказаться до конца прежде, чем перейти к следующему вопросу.

— Ты заметила, что я добавила в салат ломтики зеленого перца? Когда отец задерживался на работе, я всегда готовила к его приходу омлет с красным и зеленым перцем.

— Я хорошо помню, что ты приготовила омлет в тот самый вечер, когда отец пришел домой поздно и сказал, что нам пора сменить квартиру и перебраться в другой район, — Нина сделала паузу. — Это было в тот самый день, когда я зашла к нему в офис и увидела в его кабинете Патрицию Росситер.

Наступило долгое молчание. Обе женщины понимали, что с того дня что-то изменилось в их жизни и теперь наступил момент, когда они должны были поговорить об этом.

Но вначале они хотели завершить обед и перешли к десерту.

— Мама, а почему у нас никогда не было загородного дома? — мимоходом спросила Нина, когда они относили посуду на кухню.

— Это моя вина, — объяснила Фрэнсис, пока они заваривали чай и выкладывали на блюдо пирожные. — Я всегда была против.

— Почему?

— Разве я тебе не рассказывала? — удивилась Фрэнсис.

— Ты говорила, что не хочешь целый день жариться на солнце и играть в бридж в компании глупых женщин.

— Это на самом деле так, но основную причину подобного упрямства надо искать в моем детстве. В те годы каждое лето свирепствовала эпидемия полиомиелита и любая семья, опасаясь за своих детей, стремилась выбраться из города, чего бы это ни стоило.

Нина поежилась.

— Я недавно читала о докторе, который не мог поставить точного диагноза болезни, очень распространенной всего сорок или пятьдесят лет назад. Вероятно, это доказательство прогресса.

— Возможно. Ну вот, когда я была девочкой, то важно было летом выбраться из опасного, перенаселенного и являющегося рассадником болезней города.

— Бабушка часто показывала мне фотографии в альбоме и рассказывала, что дедушка приезжал к вам каждую пятницу на своем «паккарде».

— Твой дедушка в автомобилях разбирался гораздо лучше, чем в загородных домах, — рассмеялась Фрэнсис. — Так уж получалось, что каждый раз мы оказывались в каком-нибудь ужасном бунгало. А самым худшим нашим летним пристанищем оказалось то, где мы провели лето в год моего семнадцатилетия. После этого я дала себе клятву, что ни за что не стану проводить лето за городом.

— Я бы поступила точно так же, — согласилась Нина.

— А на следующее лето я начала работать в рекламном агентстве. Когда мы поженились с твоим отцом, я рассказала ему о своем отношении к летнему отдыху за городом. Он долго смеялся. А к тому времени, когда родилась ты, медицина шагнула далеко вперед и мои прежние страхи казались смешными и мне самой. Все меняется, — закончила Фрэнсис, — иногда очень быстро.

Нина сидела, задумавшись, обводя взглядом элегантную и одновременно уютную гостиную. Комната выглядела точно так же, как и много лет назад, и неизменность обстановки помогла Нине сказать то, что она собиралась.

— Твои слова напомнили мне разговор с папой во время того самого обеда, — отозвалась Нина. — Я говорила о колледже, о том, чем хотела бы заниматься, и вдруг он сказал, что я не должна планировать ничего наперед, потому что жизнь непредсказуема и все может измениться в одно мгновение, — Нина наклонилась вперед и поставила чашку на кофейный столик. — До вчерашнего вечера я не подозревала, что эти его слова могли быть вызваны визитом Патриции Росситер. А папа знал, что Патриция — его родная мать до того, как она его навестила?

— В те времена, — слабо улыбнулась Фрэнсис, — не было принято говорить детям, что у них приемные родители. А что касается твоего отца, то с ним дело обстояло еще сложнее. Патриция отдала его Своупам и пообещала никогда больше не видеться с ними, и для посторонних дело выглядело так, как будто твой отец был их родным сыном.

— Звучит разумно, и я уверена, что в тот момент Патриция была рада забыть о том, что произошло. — Нина сбросила туфли и устроилась поудобнее на кушетке. — Но как же папа узнал, что его родители… не были на самом деле его родителями?

— Какая любопытная формулировка! Я думаю, что Джералд и Эва беспокоились, что произойдет какое-либо недоразумение и твой отец узнает правду, поэтому они воспользовались своим влиянием и получили второе свидетельство о рождении, в котором написано, что Пол Своуп родился в Сан-Франциско.

— До чего же все запутано в нашей семье, — заметила Нина, с трудом удерживаясь от смеха.

— Слушай дальше. Во время войны твой отец служил в армии, и когда ему поручили работу над секретным финансовым проектом, то разведка, естественно, тщательно проверила его биографию.

— Понятно. Когда отец узнал, что у него два свидетельства о рождении, он сразу понял, что за этим скрывается какая-то тайна. И когда все это выяснилось, бабушка и дедушка сказали ему, кто его настоящие родители?

— Мы, наверное, никогда не узнаем имени человека, который был его отцом. Перед нашей свадьбой Пол рассказал мне обо всем и добавил, что знает о своей матери единственное — она была очень влиятельной женщиной и эта тайна могла бы навсегда испортить ее карьеру, — Фрэнсис коснулась руки дочери. — Помнишь, что ты сказала в тот день, когда узнала, что твой папа — сын Патриции Росситер?

— Помню. Я решила, что надо было быть чудовищем, чтобы отказаться от своего ребенка, — ответила Нина, еле сдерживая слезы. — Мы тогда пережили трудное время, мне надо было выплеснуть на кого-нибудь свою злость и горечь, поэтому Патриция оказалась подходящей мишенью.

— В тот вечер, когда твой отец сказал, что нам надо сменить квартиру, я попросила его объяснить причину этого его внезапного решения. Это было после того, как ты ушла спать и мы остались вдвоем, — в голосе Фрэнсис были слышны горькие нотки. — И он в конце концов признался мне, что его навестила родная мать.