Памела Бэрфорд - Муки любви

— Надолго?

Мег знала, что он хочет услышать: навсегда. Однако не решилась вымолвить это слово. Как она может что-то обещать ему, если не в силах разобраться в себе самой?

— Ночью я плохо соображаю, — прошептала она.

Несколько мгновений спустя он поцеловал ее в губы легким, умиротворяющим поцелуем. Мег сдавленно вздохнула, когда он покинул ее.

— Пойдем, — сказал он, взяв ее за руку и поднимая с дивана.

— Куда? — спросила она по инерции, заранее зная ответ.

Джек, ни разу не запнувшись, провел ее через погруженную во мрак гостиную, вверх по лестнице. Вошел с Мег в ее комнату. Зажег у изголовья кровати маленький ночник, который залил комнату теплым неярким светом. Не отводя взгляда от бывшей жены, Джек движением плеч скинул с себя куртку, повесил ее на спинку стула и встал лицом к лицу с Мег.

— Я никогда не говорил, как сильно заводит меня фланелевая ткань?

Мег не могла насмотреться в его глаза — кристально голубые. Эротический призыв, который читался в них, пронзил Мег, словно удар молнии.

Джек потянул вверх фланелевую ночную сорочку и, сняв ее через голову с Мег, кинул на свою куртку. Его глаза потемнели при виде обнаженной фигуры Мег. Он опустил руку и благоговейно скользнул ладонью по ее нагому телу — от бедра к груди, которую стал ласкать мозолистыми пальцами.

Дрожь страстного желания пробежала по ее телу, сбивая дыхание.

— Что ты со мной делаешь… — шепнула Мег с улыбкой.

Теперь она могла признаться себе: Уинстон не пробуждал в ней страсти. Он, несомненно, был искусен в поцелуях. Его умелые ласки были приятны, однако они никогда не возбуждали ее по-настоящему. Зато Джек…

Джек мог зажечь ее одним только взглядом.

Она притянула его к себе. Их губы слились, а его рука скользнула вниз по ее животу и дальше. У Мег перехватило дыхание, и она отпрянула, будто ее обожгло.

— Больно? — нахмурился Джек.

— Да нет, просто я слишком долго не занималась любовью. Привыкнуть надо. Оставайся со мной этой ночью, — сказала Мег и дернула молнию на его джинсах.

К той минуте, когда он сбросил с себя остальную одежду, его возбуждение достигло высшей точки. Он нырнул под одеяло и вскинул на нее глаза.

От этого взгляда у Мег томительно сжало мышцы внизу живота. Да, он по-прежнему властен над ней.

Мег опрокинула его на спину. Его грудь бурно вздымалась, а напряженный взгляд следил за малейшим ее движением. Мег потянула одеяло, обнажая его тело.

— Я скучала по тебе, — шепнула она и склонилась над ним, целуя его предплечья и касаясь грудью заросшего жесткими волосами торса.

Он сглотнул и дрожащими руками погладил ее волосы и плечи. Она видела, каких усилий ему стоило удержаться от того, чтобы не повалить ее на спину и не овладеть ею с тем же безудержным пылом, как это было в гостиной.

Кончиком языка Мег медленно водила вокруг его соска, исторгая у Джека сдавленные вздохи.

Минуту спустя она приподнялась и села на Джека верхом. Может, это их последняя ночь…

— Я хочу тебя, — прошептала Мег, — хочу, чтобы ты был во мне…

Глаза Джека мгновенно запылали огнем вожделения, и их тела слились.

Мег закрыла глаза от наслаждения, которое волнами захлестывало ее.

— Ты улыбаешься?

Она томно открыла глаза, ее улыбка стала шире.

Как она прожила без этого два года?

Джек с прищуром глядел на свою бывшую жену.

— Ты так прекрасна сейчас! — Он легко провел пальцами по ее лицу, помедлив у пылающих ноздрей, у приоткрытых губ.

Мег протяжно застонала, а в следующую секунду ее настиг ослепительный взрыв острейшего наслаждения.

Мег широко распахнула глаза, чтобы увидеть, как меняется в эту минуту лицо Джека. Ее завораживали жизненная мощь и красота этого мужчины, который никогда не переставал любить ее.

Наконец силы оставили их. Они лежали, слившись воедино и сотрясаясь от последних, угасающих судорог страсти. Несколько минут спустя их дыхание выровнялось.

— Я люблю тебя, Джек, — прошептала Мег с закрытыми глазами. — И всегда любила.

Он погладил ее лоб. Только под его пальцами она вдруг поняла, что отчего-то хмурилась.

— Я хочу, чтобы ты улыбалась, когда говоришь о любви, — произнес Джек. — Хочу, чтобы любовь ко мне радовала тебя. Когда-то это было именно так, ты же знаешь. Когда-то я делал тебя счастливой.

«Я смог бы делать это опять. Только позволь», — хотелось добавить ему. Вместо этого он вымолвил:

— Я никогда не переставал любить тебя.

Слезы брызнули сквозь сжатые веки Мег и заструились по лицу. Он вытирал их кончиками пальцев.

— Не надо, Мег. Не плачь, любимая. Я не стою твоих слез.

Она рывком открыла глаза и ткнулась головой в его грудь.

— Не говори так. Я пролила по тебе потоки слез, мерзавец. Не смей говорить мне, будто ты их не стоишь!

Он издал лишь протяжный смущенный вздох. Они всматривались друг в друга при мягком свете ночника. Джек заглядывал в ее глаза, пытаясь проникнуть в сокровенные мысли.

— Прежде чем ты решишь что-то, — наконец произнес он, — забудь про деньги Пита. У тебя не было за душой ни гроша, когда я влюбился в тебя. Я мечтал о твоем возвращении с того дня, как ты…

— Я знаю, что тебе не нужны деньги Пита, — прервала его Мег. — Я знаю, что нужна тебе только для секса.

Его губы дрогнули, и он произнес:

— Так долго, пока мы будем в этом нуждаться. — Джек выключил ночник у изголовья, прижал к себе Мег и натянул одеяло.

— Хочешь? — спросил Джек, сунув Уинстону под нос сосиску на вилке.

Какое-то время адвокат пялил отекшие, налитые кровью глаза на предлагаемую сосиску, а потом отвернулся.

— Нет, — проскрежетал он, насилу ворочая языком. — Спасибо. — На него было жалко смотреть: серый цвет лица, спутанные волосы…

— Тогда яичницу, — не отступал Джек.

Уинстон откинулся на спинку стула и здоровой рукой отпихнул от себя тарелку. В горле у него забурлило, а над верхней губой проступили капельки пота. Казалось, что его сейчас вывернет наизнанку. Весь вчерашний день бедняга потягивал шотландское виски; Джек заранее знал, какая ожидает его расплата за такую дозу выпитого спиртного.

— Папа, у мистера Кента болит голова, — сказала Мари и макнула в яичницу-болтунью ломтик поджаренного хлеба.

— У вас и живот болит, мистер Кент? — спросила Нора.

— Невероятно, — буркнул адвокат.

— Вот — вы можете съесть мою овсянку, — Нора придвинула к бедняге полную чашку дымящейся клейкой каши. — Овсянка помогает, когда болит живот.

— Однажды я чем-то отравилась, — пустилась в разговор Мари, — а мама сказала, что когда меня вырвет, то сразу полегчает, поэтому я сунула в рот два пальчика, меня вырвало, а потом действительно полегчало. Может, просто нужно, чтобы вас вырвало, мистер Кент?