Шарон Фристоун - Отныне и вовеки

Лив невольно сглотнула комок, застрявший в горле.

— Мало того, что ты врываешься в мою спальню, ты еще пользуешься моей ванной, — бросила она и только тут увидела в руках Мартина охапку одежды.

— Эта спальня — наша, — ответил Мартин и бросил одежду на смятую постель.

— Но ты же сам сказал, что это моя спальня.

Немного поразмыслив, Лив решила, что хоть она и любит Мартина, но их браку от этого не лучше. У него ведь есть любовница, но это не помешало ему залезть в постель к Лив, не говоря уж о том, как он нагло воспользовался ее доверчивостью восемь лет назад, хотя теперь и притворяется, что все было не так. Женился же он тогда на своей невесте! Этого вполне достаточно, чтобы доказать любой дуре, что ее просто бессовестно использовали, а Лив вовсе не дура. Пусть она любит Мартина, но подстилкой никогда не будет.

— Эта золотая комната — хозяйская спальня, Лив, — насмешливо заявил он, сбрасывая полотенце и натягивая трусы.

— Но, когда я сюда приехала, ты сказал мне, что это комната для гостей. — Глаза Лив гневно сверкали.

— Мало ли что я сказал. Мне было приятно поселить тебя здесь, потому что я уже тогда твердо знал, что женюсь на тебе.

От его ленивого протяжного выговора по спине у Лив пробежал холодок. Она подняла изумленные глаза на Мартина.

— Восемь лет назад я поклялся, что отомщу тебе и в один прекрасный день ты снова станешь моей. Тебе удалось от меня скрыться, но в ту минуту, когда ты вышла из машины у дома Анамарии, твоя судьба была решена. — Пожав плечами, Мартин закончил: — Как видишь, мне это удалось. — Он наградил Лив зловещей усмешкой, от которой у нее внутри все застыло. После его признания Лив на несколько секунд лишилась дара речи. Так, значит, Мартин женился на ней ради какой-то извращенной мести! Она не верила собственным ушам. Если уж у кого и был повод мстить, так это у нее. Ей отчаянно захотелось стереть эту наглую усмешку с его лица, однако чудовищным усилием воли Лив удалось сдержаться.

— Но почему? Что я такого тебе сделала?

— Ничего. Насколько я помню, твои последние слова восемь лет назад были: «Мне не нужен ни твой ключ, ни ты сам. Прощай». С этими словами ты и бросила…

— Только и всего? — ахнула Лив. — Ты все это устроил только потому, что я тебя бросила? ― От гнева ее голос поднялся на октаву. Он перевернул ее жизнь вверх дном только потому, что она посмела задеть его мужское самолюбие. Ну и наглость! Лив вся кипела от возмущения. ― А ты ожидал большего в обмен на платье? — выкрикнула она. Судя по всему, он считал, что одна ночь не оправдывает его затрат на дорогостоящий туалет. — Ты настолько гнусен, что у меня нет слов.

— Возможно. — Глаза Мартина сверкнули, и его лицо напряглось в усилии сохранить маску невозмутимости. — Но теперь ты здесь и ты моя жена. Старая традиция соблюдена, ибо, по сути дела, каждая новобрачная из нашей семьи проводила свою первую брачную ночь на гаремной кровати. — Он кивком указал на кровать. — Она у нас считается символом плодовитости. Хотя в твоем случае это скорее всего нереально. При том образе жизни, который ты ведешь, ты наверняка принимаешь противозачаточные средства.

Лив открыла было рот, чтобы возразить, но промолчала. Его чудовищное заявление напомнило ей о беременности и о ее трагическом исходе. Боль волной прокатилась внутри Лив, словно кто-то повернул нож в ее внутренностях. Как она может любить этого человека? Ей ведь на мгновение показалось, что и у него есть свои слабости. Нет, просто на нее ему абсолютно наплевать. Для мужчины, так тщательно скрывавшего от нее свои шрамы в течение двадцати четырех часов, он что-то уж слишком быстро переменился, с горечью подумала Лив. В одних трусах он был еще более хорош собой, насколько такое вообще возможно. Его гибкая мускулистая фигура прямо-таки лучилась притягательностью. Он был так привлекателен, что даже тысяча шрамов не могли его изуродовать. Лив завороженно следила, как он надевал легкие бежевые брюки. Затем набросил белую рубашку с короткими рукавами, застегнул пуговицы, засунул рубашку в брюки и щелкнул пряжкой тонкого ремня.

— Ты закончила?

Лив внезапно сообразила, что смотрит на него во все глаза.

— Нет, не закончила, — заявила она, решительно вздернув подбородок и смело встречая его насмешливый взгляд. — Что касается твоих пресловутых традиций, то твоей первой жене они, похоже, не больно-то пошли на пользу, ведь детей у тебя нет. — Воспоминание о его предательстве отозвалось в сердце Лив такой болью, что ей захотелось ударить его, и побольнее. — Вернее, законных детей, — ядовито прибавила она, окончательно разозлившись при мысли о его любовницах.

В два прыжка Мартин оказался рядом. Лив хотела было отскочить, так страшен был его ледяной взгляд, вонзившийся в ее лицо, но она храбро осталась стоять на месте.

— Ты не знала мою покойную жену и не смей больше упоминать о ней. — Смуглое лицо было бесстрастно, но в голосе слышались стальные нотки. — Понятно?

Еще бы, с горечью подумала Лив. Свою жену он не просто любил, а боготворил, но это не помешало ему обманывать ее — хотя бы с ней, Лив! И тут вся ярость, боль и негодование, дремавшие в ее душе долгие годы, прорвались наружу.

— Что ты! Я все прекрасно понимаю. Так же, как и то, что восемь лет назад, затащив меня к себе в постель, ты не соизволил поставить меня в известность о том, что помолвлен. Ты не изменился; все так же гнусно манипулируешь людьми! — бросила она.

— Ошибаешься, Лив, я очень даже изменился. Меня больше не поймаешь на хорошенькое наивное личико, — рявкнул Мартин, пригвоздив ее к месту бешеным взглядом. — И, когда мы познакомились, я не был связан словом с другой женщиной. Это лишь предлог, который ты изобрела, чтобы успокоить свою нечистую совесть.

— Я не так глупа, как ты думаешь, — горячо запротестовала Лив. — Я видела фотографию на камине, и потом Сержиу…

— Не смей произносить его имя в моем присутствии, — резко оборвал ее Мартин. — Я не позволю тебе клеветать на моего лучшего друга только потому, что у тебя совесть нечиста.

— Это у меня-то совесть нечиста? — возмутилась Лив. Ее руки сами собой сжались в кулаки.

— Послушай, я ведь проявил максимум терпения. И не требовал у тебя объяснения твоих поступков в прошлом.

— Твоя наглость не знает пределов, — закричала она. — Ты помнишь лишь то, что тебе удобно помнить, черт возьми!

У Мартина как-то странно побледнели губы.

— Не испытывай моего терпения, Лив, — свирепо предостерег он. — Я старался держать себя в руках и вести себя как порядочный человек, но с меня хватит.

— Ты порядочный человек? Не смеши меня! — презрительно отрезала Лив. — Да с первого дня нашей встречи ты только и делал, что манипулировал мной!