Кэтрин Гарбера - Мужчина без слабостей

— Ты собрался жениться?

Кэссиди в это время прогуливалась с отцом Донована по освещенному саду. Оба его родителя были в шоке, увидев беременную Кэссиди, и с трудом скрывали свои чувства. И все-таки Донован был им благодарен за то, что скрывали, и особенно за то, что обычно очень замкнутый отец вдруг вскочил и предложил показать будущей невестке свою последнюю скульптуру.

— Да.

— Я думала, вы разбежались.

— Разбежались было, но сейчас опять вместе и собираемся пожениться.

— Из-за воли твоего деда? Кстати, хоть Кэссиди и беременна, но ведь это может быть не твой ребенок. Донован, дорогой, ты мог бы жениться на женщине своего круга. Их масса…

— Кэссиди вполне соответствует нашему статусу, мама. И она та, которую я выбрал.

— А как насчет ребенка?

— Мама!

— Да?

— Хватит! Мне нужно, чтобы ты примирилась с этим и порадовалась за меня.

— Я постараюсь, дорогой. Но… я еще слишком молода для роли бабушки. Тебе уже известно, кто будет? Мальчик или девочка?

— Мальчик.

Мать сделала еще глоток мартини и через мгновение улыбнулась.

— Ее семья будет? Конечно, не стоит затевать большой свадьбы. С таким-то сроком!

— Нет, миссис Толли, мы не будем затевать шумную свадьбу. Скромная церемония в доме моих родителей. И мы надеемся, что вы оба тоже будете присутствовать.

Донован взглянул на Кэссиди, но лицо у нее было абсолютно безмятежным, она вежливо улыбалась его матери. Он никогда не задумывался над тем, как Кэссиди будет выдерживать отношение к себе со стороны старейших семейств Чарлстона. Ее семья, хоть и более зажиточная, чем многие другие, приобрела свое положение не более двадцати лет назад и еще не имела такой родословной, какой отличались дамы Юниор-лиги.

— Я слышала, ваши родители затеяли какую-то реконструкцию дома. Не хотите ли перенести церемонию сюда?

Кэссиди взглянула на Донована, и тот пожал плечами. Все были наслышаны о ярко-розовой штукатурке, украшавшей теперь особняк Франзоне. Две скандальные газетные статьи о безобразии, сотворенном со старым особняком, немало тому способствовали.

Семейство Франзоне находилось в центре длительного сражения с подрядчиком за перекраску дома. Цвет для стен выбрали такой яркий и броский, что соседи подали жалобу в городской совет — необходимо заставить Франзоне немедленно, еще до вселения, принять какие-нибудь меры.

— Спасибо за предложение, но мама уже начала приготовления.

— Очень хорошо. Когда состоится церемония?

По тону матери Донован понимал, что та недовольна, но это не страшно. Ему нужно, чтобы Кэссиди стала его женой. А мать все равно никогда не примирится с тем, что породнилась с семейством Франзоне.

— В эту субботу, мама.

Донован подошел к Кэссиди, обнял ее за талию и прижал к себе.

— Где отец?

— Вернулся в студию, — ответила Кэссиди. — Он показал мне скульптуру, которую сделал для музея Майерсона.

— Вот как?

Отношения Донована с отцом нельзя было назвать тесными, но он надеялся, что уж сегодня-то, когда у сына, считай, помолвка, отец покинет свою студию и проведет с ними хотя бы часик. Но таков уж был его отец, и, повзрослев, Донован смирился с этим.

У его родителей никогда не было особо доверительных отношений. Они и поженились-то потому, что дед хотел слияния «Толли индастрис» и «Паттерсон мануфактуринг». Донован всегда чувствовал, что его родители не слишком любят друг друга. Отец при первой же возможности исчезал в своей студии.

— Да. Он ее еще не закончил, но, когда закончит, это будет захватывающе, вот увидите.

— Разумеется, так и будет. Мама, ты не пообедаешь с нами?

— Нет, спасибо, Донован. У меня сегодня бридж.

— Тогда до субботы? У Франзоне!

— Да, конечно. В какое время?

— Кэссиди?

Она вытащила телефон и нажала несколько кнопок:

— Шесть тридцать, миссис Толли. Потом состоится обед.

— Нужна моя помощь?

— Нет, спасибо. Мы обо всем позаботимся.

Они распрощались и через несколько мгновений были уже на улице. Кэссиди шумно перевела дух.

— Что?

— Ничего.

— Кэссиди, я знаю, о чем ты думаешь.

— Неужели тебе нужно рассказывать, какой сноб твоя мама? Ее, наверное, удар хватит, когда она узнает, что я попросила Эмму быть моей свидетельницей.

— Эмма — не семья.

— А сестер у меня нет. И, кроме того, сам видел, она похожа на меня, — Кэссиди улыбнулась. — Хочешь, я попрошу кого-нибудь из братьев быть шафером?

Донован уставился на нее. Он и думать забыл, что с его стороны тоже должен быть свидетель.

— Которого?

— Пожалуй, Адама. Вы с ним встречались.

Они с Адамом Франзоне не ладили. Еще в самом начале их с Кэссиди отношений Адам сказал ему, что недоволен выбором сестры.

Доновану не хотелось, чтобы рядом с ним стоял ее братец, но, раз Кэссиди хочет, пусть так и будет.

Он пожал плечами:

— Адам так Адам.

Они ехали от родительского дома. Донован молчал, а Кэссиди размышляла над тем, не совершает ли она самую большую ошибку в своей жизни. Она только что видела Донована с его матерью.

Высокомерная мать и очень богатый сын, всегда сам выбирающий свой путь…

— О чем ты думаешь?

— Ни о чем, — ответила она. Ей никак не удавалось избавиться от сомнений. Кроме того, очень хотелось скинуть туфли…

— Значит, не хочешь поделиться? — прогрохотал он в открытом салоне своего спортивного автомобиля.

— Откуда ты знаешь, что я вообще о чем-то думаю?

— Крошка, у тебя всегда все написано на лице. Думаешь о работе?

— Нет. Последнее время я сотрудничала с Сандрой Пауло. Теперь она придет только через месяц после рождения малыша. С ней хорошо работать. Она так рано отгрузила свои картины, что я успела распланировать стенд еще до ухода в декретный отпуск.

— Если не о работе, значит, о семье?

— Я думаю, твоя мама — большой сноб. Она таким тоном говорила о церемонии в доме моих родителей…

— Просто она привыкла держаться в высшем обществе.

— Представляю себе. Знаешь, все-таки твоя семья очень цепляется за родословную.

Он пожал плечами:

— Ты так думаешь? К сожалению, я не могу изменить свою мать.

— Я знаю. И меня ее поведение совсем не беспокоит. Я сказала это только потому, что ты сам начал…

— Я не начинал. Только спросил, о чем ты думаешь. А ты мне так и не ответила.

— Потому что день прекрасный, и я не хочу спорить.

Донован вздернул бровь и мельком взглянул на нее:

— Я не спорю, Кэсси.

— Знаю. Ты молчишь, будто язык проглотил.

— Я сейчас надуюсь, как двухгодовалый малыш. — Он пощекотал пальцем ее бедро.

Она поежилась и засмеялась.

— Прекрати, Донован!

— Прекращу, если ответишь.

— Хорошо, отвечу.

Он перестал щекотать, но, прежде чем убрал руку, еще раз провел рукой по ее бедру.