Люси Гордон - Нежданно-негаданно

Теперь он не мог понять, как не разглядел ее раньше, как — зачарованный красотой — не заметил силу и честность Ферн. И страсть, которая сломала его броню настолько, что вчера он чуть было не поведал ей то, о чем поклялся не рассказывать ни одной живой душе.

Данте был очень близок к этому, но потом отступил. Да только не слишком далеко. Из головы не шла мысль, что с ней можно поделиться всем, а потом умолять ее рискнуть и остаться с ним. Если не она, значит, никто, ибо никому другому в мире он не будет так доверять.

Ферн улыбалась ему с экрана. Глаза большие и ясные, обещающие надежду там, где ее не могло быть, будущее там, где прежде была только пустота.

Данте быстро соединил ноутбуки, а затем распечатал снимок.

Пока этого достаточно. Завтра он признается в содеянном, и они посмеются вместе.

И тут Данте заметил файл, озаглавленный «ZZZ».

Сквозь неглубокий сон Ферн расслышала шум принтера, доносившийся из соседней комнаты. Наступила тишина, а потом принтер заработал снова. Затем опять воцарилась тишина, которая все тянулась и тянулась. Ферн почему-то ощутила страх.

Она медленно поднялась с кровати, и в тот самый момент Данте вошел в комнату. Он тоже двигался медленно, словно силился оправиться от страшного удара. Данте включил свет, и она увидела, что он держит какие-то бумаги, которые тут же швырнул на кровать. Ферн узнала распечатки из файла «ZZZ».

— Я нашел это в твоем компьютере, — начал он. — Что это?

— Просто… кое-что. Я читала…

— Просто случайно читала? — Голос его был спокойным, но холодным как лед. — Я так не думаю. В той папке по меньшей мере с десяток ссылок. Ты специально искала эту тему в Интернете, верно? — Когда она заколебалась, он добавил: — Не лги мне, Ферн.

— Я не буду тебе лгать, Данте. Я знала, что у тебя проблема.

— Кто тебе рассказал? Хоуп, полагаю?

— Да, она беспокоится о тебе. Ты отключился на лестнице в день пожара, а потом у тебя болела голова.

— А вы сложили два и два и получили пять. В тот день мне стало плохо от дыма, но вам обязательно надо было сделать из мухи слона.

— Ты как-то упомянул, что Хоуп заменила тебе мать. Что ж, матери беспокоятся о детях.

— Значит, она рассказала тебе. Когда? Давно?

— Я…

— Давно? — безжалостно повторил он. — До того, как мы уехали вместе?

— Да.

— Ты все это время знала? А я-то, дурак, даже не догадывался, что ты за мной шпионишь.

— Я не шпионила.

— Шпионила! — Это прозвучало словно удар плети.

— Разве это ужасно — беспокоиться о твоем благополучии?

— Мое благополучие — мое дело.

— Не всегда, — отозвалась Ферн, начиная злиться. — Твое поведение, так или иначе, влияет на других людей. Ты не можешь жить, будучи отрезанным ото всех. Но именно этого ты и пытаешься добиться.

— Это мое дело. — Лицо его было смертельно бледным. — Поэтому ты поехала со мной? В качестве няньки, присматривающей за ребенком?

— Ты ошибаешься.

— Какая ирония! Какая злая шутка! Ведь я действительно доверял тебе. Мне казалось, мы стали близки.

— Как мы могли быть близки, — горячо возразила Ферн, — если ты скрывал столь важные вещи? Это не настоящая близость. Это притворство.

— Вот именно: как мы могли быть близки, если ты скрывала столь важные вещи? Это говорит обо всем, не так ли? Именно по этой причине ты отказалась от работы в Лондоне, ведь так? А я-то думал, что ты хотела быть со мной так же, как я. Что ж, человек может обмануться. Я верну тебе деньги, которыми ты пожертвовала ради меня.

— Не смей так говорить! — воскликнула Ферн. — Не смей предлагать мне деньги!

— Чувствуешь себя оскорбленной? Теперь тебе понятно, что чувствую я? — В голосе его звучала горечь. — Значит, ты сможешь понять, что сейчас мне невыносимо тебя видеть.

Словно в доказательство этого, Данте отвернулся и начал мерить шагами комнату.

— Как, должно быть, ты смеялась надо мной!

— Неужели ты действительно так считаешь? — ахнула Ферн. — Ты не прав. Я никогда не смеялась над тобой.

— Ну, жалела, а это еще хуже.

Долгие годы Данте сдерживал себя, не рискуя никому доверять. И теперь чувствовал себя преданным.

— Я всегда хотела поговорить с тобой об этом, — сказала она. — Мне очень не нравилось обманывать тебя. Но мне не понравилось бы еще больше, если бы ты умер, а ты можешь умереть, если не пройдешь обследование.

— Что тут обследовать? Я все знаю.

— Сомневаюсь! — вспылила Ферн. — Ты самоуверенный человек, Данте, гордый, надменный и упрямый. Ты думаешь, что знаешь все, но медицина не стоит на месте. Если бы ты позволил врачам помочь тебе…

— Я знаю об этом больше, чем ты можешь себе представить, — резко бросил он. — Я видел, что эта болезнь сделала с моей семьей, видел загубленные ею жизни — не только людей, которые страдают от нее, но и тех, которые вынуждены наблюдать, как уходят их близкие. Или, еще хуже, когда они не умирают, а превращаются в растения. Уж лучше смерть.

— Думаешь, твоя смерть была бы для меня лучше? — прошептала она.

— Да! Она освободила бы тебя, если бы ты совершила ошибку, привязавшись ко мне.

Данте молча воззрился на нее, словно собственные слова потрясли его не меньше, чем Ферн. Когда молчание стало невыносимым, она с горечью проговорила:

— А как насчет того, чего я хочу? Это не считается?

— Как ты можешь судить, не зная, какова реальность?

— Я знаю, какова будет моя реальность, если ты умрешь. Я знаю это, потому что люблю тебя. Неужели ты никогда не задумывался о том, что творишь со мной? — взмолилась она.

— Ты не должна была влюбиться, — прохрипел Данте.

— И ты думаешь, достаточно сказать «нет», и ничего не случится? Может, тебе это легко удается. Но у меня есть сердце, и я не способна его контролировать, как ты. Да, я люблю тебя, Данте. Люблю глубоко и сильно. Чувство подкралось незаметно, а потом было уже поздно. Теперь я хочу одного: жить с тобой и заниматься с тобой любовью, выйти за тебя замуж и обнимать тебя во сне. И ты не считаешь, что это имеет значение? Хотела бы я быть такой же бессердечной, как ты.

— Я не…

— Заткнись и слушай. Я выслушала тебя, теперь твоя очередь. Мне начинает казаться, что ты не достоин любви, однако я ничего не могу с собой поделать. Вот такие дела. Как же мне поступить с этой любовью, которую никто из нас не желает?

— Убей ее, — бросил Данте.

— Скажи как.

Лицо его изменилось, постарело.

— Есть один способ, — пробормотал он. — И возможно, лучший.

— Данте, о чем ты говоришь?

— Я сам убью твою любовь.

— Даже тебе это не под силу, — сказала она, пытаясь не обращать внимания на усиливающийся страх.

— Не будь так уверена. Когда я закончу, ты в ужасе отшатнешься от меня и убежишь со всех ног. Уж я позабочусь об этом. Когда ты станешь вспоминать это время, то пожалеешь, что мы вообще встретились, и возненавидишь меня. Но когда-нибудь все-таки поблагодаришь. — Данте взглянул на часы. — Мы еще успеем на самолет.