Сандра Браун - Навстречу завтрашнему дню

— Неопределенность убивает меня, — сказала она, откусывая кусок пшеничного хлеба с яичным салатом. — Да или нет?

— Что да или нет?

— Прощена? — Николь произнесла это слово тихо и с таким раскаянием, что Кили не смогла удержаться от смеха. Положив свой сэндвич на колени, она обхватила руками подругу и крепко обняла ее:

— Прощена. Прости меня и ты. Я скучала по тебе.

Николь отстранилась и смахнула предательские слезы.

— Ну, слава богу, все это позади. Я уже боялась, что всю оставшуюся жизнь мне придется носить власяницу и посыпать голову пеплом. А мне ужасно не идет серый цвет.

Ее забавная реплика ничуть не обманула Кили. Николь явно была растрогана, и ей, по-видимому, так же как и Кили, не хватало их доверительного общения.

— Ты нанесла мне удар ниже пояса, но в тот момент я меньше всего беспокоилась об этом, — покачав головой, сказала Кили. Прошло две недели с тех пор, как она видела Дакса последний раз. Говорят, что время залечивает раны. Она готова опровергнуть это заблуждение. Чем дольше она не видела его, тем больше жаждала увидеть.

— Не хочешь рассказать мне об этом? По крайней мере, то, что я не могу соединить в единое целое.

Кили искоса бросила взгляд на Николь:

— А что ты уже соединила в единое целое?

Николь завернула остатки сэндвича в целлофан и открыла банку с легким напитком. Предложив другую банку Кили, она сказала:

— Думаю, вы познакомились где-то в Вашингтоне, и у вас тотчас же возникло взаимное влечение друг к другу, но вы с самого начала знали, что можете оказаться в щекотливом положении, учитывая твои обстоятельства, и с тех пор ваша совесть и влечение борются между собой.

Кили бросила рассеянный взгляд на статую Эндрю Джексона, на которой сидело уже несколько голубей.

— Ты верно подвела итог.

— Кили, почему ты приносишь себя в жертву? Если хочешь завести с ним роман, заведи. И какая разница, что он конгрессмен, он, прежде всего мужчина. И кому какое дело в наше время и в нашем возрасте, кто с кем спит? Стань эгоисткой и подумай для разнообразия о себе.

— Я должна подумать и о нем тоже.

— Почему? Он сам отдает себе отчет в том, что делает. Зная тебя достаточно хорошо, я едва ли смогу предположить, будто ты бесстыдно завлекала его, не правда ли? Инициатива исходила от него?

— Ну да, но… Я сразу же сказала ему, что замужем, но не отказалась встретиться с ним. Все было так… Он был…

Николь тихо выругалась.

— Ты спала с ним? — Встретив шокированный взгляд Кили, она поторопилась объясниться: — Да, черт побери, не вижу причин ходить вокруг да около. Спала?

— Нет, — чуть слышно ответила Кили.

— Тогда неудивительно, что ты выглядишь такой несчастной. Скажи мне, ради бога, чего ты так стыдишься? Это же не навсегда. Переспи с ним и забудь. Ты же не влюблена… — Она внезапно, глубоко вздохнув, замолчала. Взяв Кили за подбородок, она повернула лицо подруги к себе и увидела капли слез в исполненных муки зеленых глазах. — Боже мой, — прошептала она. — Ты влюбилась в него. В Дакса Деверекса! Черт побери, Кили. Если уж ты что-то делаешь, то на полную катушку, не так ли? Я призывала тебя завести маленький, ни к чему не обязывающий романчик, ты же выбрала конгрессмена, претендующего на пост сенатора, да еще к тому же по уши влюбилась в него.

Критический тон Николь причинил Кили острую боль.

— Я не захотела бы завести с ним роман, если бы не влюбилась в него. В отличие от тебя я не могу отделить секс от любви. Для меня это одно целое. Я не могу с такой легкостью, как ты, лечь в постель с мужчиной.

В ту же секунду, как только слова сорвались с губ, она пожалела о том, что произнесла их. Она положила ладонь на безвольно повисшую и вмиг ставшую безжизненной руку Николь и крепко сжала ее.

— Извини, — каким-то скрежещущим голосом проговорила Кили. — Я никогда бы такого не сказала, если бы не была так расстроена. Ты же знаешь, я не осуждаю тебя. Что ты делаешь, как относишься к подобным вещам — это твое личное дело.

Николь фыркнула:

— Черт! Если кто-нибудь и знает мою репутацию, так это я сама. — Она несколько мгновений смотрела куда-то в пространство, затем повернула голову с буйной гривой волос к Кили. — А тебе никогда не приходило в голову, что мне, может быть, хотелось бы стать такой же, как ты.

— Как я? — недоверчиво переспросила Кили.

— Это тебя удивляет? Не понимаю почему. Возможно, ты даже не осознаешь, насколько ты уникальна. Ты что-то поддерживаешь. У тебя есть жизненные ценности. И тебе не навязывали их, ты знаешь их по своему опыту.

Мне хотелось бы приобрести манеры леди, какими обладаешь ты. Я говорю довольно скверным языком и знаю это. Мое поведение просто скандальное, и я знаю это. Мне хотелось бы приобрести утонченность, говорить мягко и элегантно. Мне хотелось бы, чтобы меня уважали так же, как тебя. — Она снова делано рассмеялась. — Не слишком много шансов.

Кили поколебалась, затем тихо спросила:

— Тогда почему… почему ты… встречаешься… с таким огромным количеством мужчин?

— Ты хочешь сказать, почему я сплю с кем попало? — В ее словах прозвучала горечь, но она была направлена на себя, а не в адрес Кили. — Наверное, я поступаю в соответствии с тем, чего от меня ожидают. Моя мать покинула нас с отцом, когда я была еще слишком мала, чтобы что-нибудь помнить. Но отец не позволял мне забыть. Каждый день он твердил мне о том, как я похожа на нее — прирожденная потаскушка, обреченная вести жизнь, полную греха и распущенности. Он перенес на меня весь свой гнев, накопившийся против матери. — Она поглаживала пальцем ворс своей твидовой юбки, вспоминая мучительное прошлое. — Видишь ли, я попыталась проанализировать свое поведение и пришла к такому выводу: я ищу человека, который полюбит меня; надеюсь найти в каждом мужчине, с которым встречаюсь, отцовскую заботу, которой была всегда лишена. С того дня, как я стала носить лифчик, отец стал называть меня шлюхой. И он был прав, я действительно шлюха, высококлассная, но все же шлюха.

— Не говори так о себе, Николь. Ты не шлюха. В тебе таится огромная способность любить, ты просто пускаешь ее не в то русло. Думаю, ты просто боишься полюбить кого-то по-настоящему, боишься, что этот человек отвергнет тебя точно так же, как твой отец.

— Между прочим, мы говорим о тебе, не забыла?

— В данный момент мы говорим о тебе. За этим лихим фасадом «Мне на все наплевать», который ты демонстрируешь миру, скрывается неуверенная в себе, одинокая женщина, мечтающая о том, чтобы ее полюбили такой, какая она есть, а не за яркий образ, который она создала. И человек, способный на чувства, непременно должен увидеть эту женщину. — Она бросила взгляд на отвернувшуюся Николь и добавила: — Может быть, это Чарлз Хеберн.